Медведева Г. В.,
руководитель родословного
общества «Истоки»,
 г. Заводоуковск

История рода по линии моей матери Морозовой Юлии Дмитриевны, уроженки д. Сединкина Заводоуковского района, долгое время оставалась для меня тайной за семью печатями. Дело в том, что из-за неясности с местом происхождения предков было невозможно нащупать цепочку родословных связей. На первом этапе поиска в переписных листах 1897 года я сразу нашла семью своего прадеда государственного крестьянина, переселенца из Ливенского уезда Орловской губернии Морозова Кирилы Клементьева и семьи двоих его братьев, с одним из которых доживала свой век их мать Дарья Аверьянова [1]. Расчёты показали, что переселение в Сибирь состоялось задолго до реформы 1861 года. И правда, вся большая партия переселившихся крестьян-орловцев пофамильно перечислена в ревизской сказке 1858 года, но двор Морозова Клементия в ней не значится! Не скрою, без подсказок генеалогического форума в интернете, сайтов единомышленников мне не удалось бы разгадать эту головоломку. Только при внимательном повторном просмотре этих же документов обнаруживаю запись о дворе крестьянина Данилова (?) Клима, у которого есть сын Кирила и жена Дарья Аверьянова [2]. Похоже, в своё время, как это часто бывало, отчество от христианского имени отца Данила стало формой фамилии его сына Клима, с которой он и прибыл в наши края. Только в 1888 году Правительствующим Сенатом было обнародовано определение, согласно которому иметь фамилию объявлялось не правом, а обязанностью каждого подданного империи. После этого, видимо, в сельском волостном правлении на новом месте жительства, бесфамильному крестьянину Данилову и присвоили фамилию «Морозов». Сомневаюсь, удастся ли мне установить, почему именно эту фамилию получили или выбрали мои родичи...   

После выяснения этого обстоятельства моё расследование ускорилось. «Отматывая» назад поколение за поколением своего рода по линии Клима Данилова, начиная с  9-ой ревизии 1850 года и заканчивая 4-ой ревизией 1782-го, материалы которых хранятся в Брянском архиве, узнаю, что мои предки – выходцы из с. Коростовка Севского уезда Орловской губернии (с 1938 года - с. Пушкино  Севского района Брянской обл.), расположенного на расстоянии более, чем  2 000 км от Сибири. Слобода Коростовка упоминается с середины XVII в. как сторожевая застава для обороны города-крепости Севска, расположенного тогда на юго-западной границе Московского государства. За чертой оседлости вплоть до самого Чёрного моря расстилалась необозримая степь, названная современниками «Диким полем» и в 1648 году занесённая картографом Бопланом на географическую карту. С этой территории вольности то и дело стремительно выдвигалась быстрая и маневренная конница степных разбойников, вооруженных луками, саблями и арканами, которые захватывали, грабили и сжигали селения местных народов, убивали и уводили в плен людей для продажи на невольничьих рынках. Московские правители, озабоченные постоянным напряжением на южных рубежах, угрозой отторжения внешними врагами русских земель, стали создавать на окраинах своего государства системы оборонительных сооружений (крепостей, засек, земляных валов и рвов), станичную и сторожевую службу. В грозную твердыню на границе с Диким полем, на крутых берегах многоводной тогда реки Сев в бассейне Днепра, превратилась в те времена крепость Севск, сооружённая на месте древнего городища времён Киевской Руси и окружённая заставами: Орлинская, Добрунская, Берестовская, Стародубовская [3]. Ещё одна сторожевая застава с запада крепости - Коростовская, именуемая так по названию пустоши, позднее станет слободой Коростовкой –   пушкарским поселением.

Крепость Севск, веками подвергаясь то разорительным набегам кочевников, то изматывающей осаде войсками соседних недружественных государств, снова и снова восстанавливала разрушенные укрепления, пополняла и обновляла состав своего гарнизона. Основу боевой силы военного городка составляли служилые люди «по прибору» - выбору, отбору (к ним относились стрельцы, казаки, пушкари и др.), несшие постоянную службу за жалованье деньгами, натуральной дачи хлеба, соли, тканей и др. Севские служилые люди «пушкарского чину» (артиллеристы) являлись важнейшей составляющей местного гарнизона.  Они находились в сотенной службе и делились на сотни и десятки, которыми командовали пушкарские сотники, пятидесятники и десятники. В мирное время пушкари должны были всегда находиться в состоянии полной боеготовности: нести караул на стенах и в башнях возле артиллерийских орудий, охранять пороховую и свинцовую казну.  Помимо боевой службы, пушкари участвовали в строительстве и починке крепостей, выполняли полицейские функции: стояли на карауле у тюрем, конвоировали осужденных в ссылку и в сибирские остроги. Пушкари имели наибольшую хозяйственную свободу среди ратных людей городов-крепостей: кроме службы, им разрешено было заниматься торговлей и ремеслами [4].

По обобщенным данным от 1638 года, Севск, наряду с Москвой и тремя крепостями на юго-западных границах Русского государства (Валуйки, Брянск, Псков), входил в число пяти наиболее значимых городов по наличию в них арсенала орудий и персонала «пушкарского чина». В нём было сосредоточено 73 человек пушкарей и затинщиков. В то же время крепостные орудия наших сибирских городов Тюмени и Тобольска были укомплектованы лишь 5-ю и 8-ю артиллеристами соответственно. Этот факт свидетельствует об исключительном значении Севска в обеспечении обороноспособности страны, расположенном на наиболее опасном участке отечественных рубежей [5]. 

Конец XVII - начало XVIII века, особенно годы самостоятельного правления Петра 1 с 1689 по 1725, стали временем наивысшей оборонной значимости Севска. С началом в 1701 году масштабной петровской реорганизации и унификации русской артиллерии впервые стали формироваться части крепостной артиллерии: роты и полки с нерегулярным штатом, номенклатура вооружения складывалась из 24-, 18-, 12-, 6-, 3-фунтовых чугунных пушек, 5-, 2-, 1-пудовых и 6-фунтовых мортир, 2-х, полутора и полупудовых гаубиц (единорогов) [6]. Наряду с новыми орудиями в крепостях в большом количестве состояли и изделия XVII и XVI вв. Прошедший во время своей первой заграничной поездки полный курс артиллерийских наук в Кенигсберге Петр Великий стал фактически первым русским дипломированным артиллеристом с европейским образованием. До самой смерти Петр I считал себя бомбардиром и во время военных парадов шел во главе бомбардирской роты Преображенского полка. Самодержец не скрывал, что испытывал привязанность и особую любовь к этому роду войск. Неудивительно, что военные реформы Петра I уделяли столь значительное внимание развитию артиллерии, не было ни одной отрасли артиллерийского дела, в которой Пётр I не участвовал бы лично. Под его руководством происходит существенное изменение материальной части артиллерии, главным образом, оно заключалось в приведении к единообразию всех орудийных систем, повышении манёвренности, скорострельности и надёжности.   Образцом для подражания служили передовые европейские армии: от конструктивных особенностей вооружения и снаряжения до внешнего вида униформы. Артиллерия русской армии в этот период практически не отличалась от западноевропейской.  

Углубление в толщу столетий показало, что своими корнями наш род уходит в династию пушкарей Праскурниных, которые обслуживали артиллерию севской крепости.  Мой прапрадед, тот самый Клим Данилов, являлся правнуком Григория Семёновича Проскурнина (1736 года рождения), прямого потомка петровского пушкаря Проскурнина Семёна. Служилые люди Пра(о)скурнины известны издавна: в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) имеется ряд документов, в которых неоднократно упоминаются носители этой фамилии. В «Книге Севского стола» за 1676 год среди пушкарей крепости Севска названы: «Ивашка Проскурнин с бердышем, у него сын Сенка с рогатиною; Мартынка Проскурнин с бердышем, у него 2 сына – Ивашка с бердышем, Федотка 14 лет да пасынок Федка 14 лет» [7].  Через 5 лет в «Севских книгах» 1687 года записано: «Севские пушкари налицо: Федот Проскурнин, пороховой мастер Иван Проскурнин» [8]. Этот же источник зафиксировал и других представителей рода Проскурниных, несущих службу в других местах дислокации русских войск: «В 1688 году на службе великих государей в Ботурине – пушкарь  Семён Проскурнин» [9]. Пушкари Семен и Игнатий Семенович Проскурнины - исторически достоверные предки Пра(о)скурниных оставили о себе память как одни из самых уважаемых служилых людей пушкарской слободы, строители коростовской церкви.

Данное исследование о моих предках побудило меня довольно близко познакомиться с историей одного из старейших родов войск - артиллерии, «бога войны», со старинной военной профессией - пушкарь. Неизвестно, пришлось ли самым древним пушкарям Праскурниным заряжать старинные, разного калибра и конструкций пушки выточенными из белого камня или выкованными в кузнях железными ядрами. А если они пришли в артиллерию позже, им точно довелось использовать в бою чугунные и разрывные снаряды «чинёнки», «огнянки», наполненные внутри порохом. Последовательность действий пушкарей при производстве выстрела можно представить по «Руководству для употребления артиллерии», составленному лично Петром I и хранящемуся ныне в Эрмитаже. Ствол очищался «банником» от нагара, затем при помощи «шуфлы» в него помещались «картуз», лыковые или травяные «пыжи», перемежаемые деревянной пробкой, и ядро. Содержимое уплотнялось «пробойником», «протравником» прокалывался «картуз» [10]. В запальное отверстие сыпали затравочный порох. Закрепленный на «пальнике» фитиль подносили к запалу, и… Пушка со страшным грохотом, окутавшись клубами сизого дыма, откатывалась назад.

Пушкари тогда пользовались особым почтением, потому что они имели дело со сложным по тем временам оружием и знали разные премудрости, например, как рассчитать траекторию снаряда, и прочие тонкости. Каким путем знания приобретались севскими пушкарями, источники умалчивают, но, бесспорно, они были знакомы не только с порядком обслуживания орудий, с «техникой безопасности», говоря современным языком, но и с основами баллистики и инженерного дела, умели делать несложные расчёты и иметь элементарные знания по химии. Однозначно, в пушкари набирались толковые люди.  Возможно, кто-то из них был обучен бомбардирскому делу, получил основы арифметики и геометрии, в Пушкарской (позже – Артиллерийской) школе в Москве или в школе для солдатских детей при ней. И тогда по царскому указу им было велено «в иной чин, кроме артиллерии, не отлучаться».

Пушкарская служба в военное время была чрезвычайно тяжёлой физической работой и требовала от обслуживающего орудие персонала недюжинного здоровья, выносливости. Среди гари и копоти, грохота и лязга металла, неся тяжёлые человеческие потери и добиваясь убедительных побед над врагами, защищали отважные пушкари русские земли. Вряд ли когда-то удастся установить, кем служили в артиллерии мои предки: бомбардирами, стреляющими бомбами из мортир и гаубиц, или канонирами, ведущими огонь из пушек картечью, гранатами, ядрами и зажигательными снарядами-брандкугелями. Скорее всего, они умели обслуживать все виды орудий. К сожалению, с петровских времён до наших дней дошло немногое, и то, как воевали наши прадеды, заинтересованным людям во многом приходится домысливать. В московских пожарах 1737 и 1812 годов погибла основная часть архива Пушкарского приказа, ведавшего всеми артиллерийскими делами.   

Специфика знаний, бесценный боевой опыт и немногочисленность обладателей этого военного мастерства сделали пушкарскую службу наследственной: каждый пушкарь готовил себе смену из подрастающих детей или племянников.  Получить отставку они могли только из-за тяжелых ранений или увечий, а также по достижению преклонного возраста. Прослойка «пушкарей», со временем обособившаяся в среде других воинских разрядов в практически замкнутое сословие, компактной группой проживала в пушкарских слободах крепостей.

Поскольку мои предки служили на окраине России, вряд ли они наряжались в боевую униформу бомбардиров «цвета огня и дыма» с отличительным знаком русских пушкарей – зерцалом с изображением двуглавых орлов, держащих в когтях пушечные стволы. Ведь её носили только московские пушкари и то по особым случаям: на «посольских встречах», показательных стрельбах и «великих государевых походах» с участием самого царя [11]. На периферии лишь стальные нагрудники да кожаные шапки с налобником и задником из железа составляли доспехи артиллеристов.

Пока неизвестно, откуда Проскурнины пришли в Севск, каково их происхождение. По имеющимся источникам можно предположить, что изначально на службе в крепости состояли служилые люди новгород-северского происхождения, переселенные из Рыльска, а после окончания Смоленской войны 1632-1634 годов в гарнизоне появились пушкари из Стародуба [12].

За службу пушкари получали денежное, хлебное и соляное жалованье. Денежный оклад варьировал от двух до четырех рублей в год. С некоторых пор одним из видов оплаты за службу стало выступать наделение пушкарей землёй. В 1643 году севские пушкари и затинщики Пантелей Мотосов «со товарищи» (23 чел.)  били челом в Московский разряд, прося у царя вместо государственного денежного и хлебного жалования «вместить землями по окладом» на пустоши Коростовка, которая «впусте лет с тритцать и больши и нихто ею не владеет, и к деревне в угодье не приписаны».  В этот период на этих территориях в основном пасли скот, охотились, бортничали. Просьба пушкарей и затинщиков  была удовлетворена: им была выдана грамота на владение заявленной земли. Однако межевание этой пустоши от «сторонних земель» растянулось на несколько лет. Позже, в 1648 году, пушкари вновь просили наделить их этой же землёй, поскольку на облюбованные ими места уже претендовали севские полковые казаки, а «многих сел и деревень драгуны» и другие севские служилые люди на пустоши косили сено и рубили дрова. Только тогда дело разграничения земель было завершено, а результаты занесены в межевые книги [13].  Так закончилась тяжба между севскими пушкарями и полковыми казаками за земли пустоши Коростовка, которая с тех пор стала числиться за служилыми людьми «пушкарского чина». Часть дворов Пушкарской слободы крепости Севска вместе со скарбом и скотом переселилась на новые места: первое поселение-слободка Коростовка состояло из 6 дворов с хозяйственными постройками. Заселение на необжитых землях освобождало земледельцев от некоторых налогов и повинностей, отсюда название «слобода» - свобода. По большей части размер выделяемых земель был незначительный – в пределах, достаточных для обработки одним семейством, именно поэтому, начиная с 1712 году, в официальных документах данную категорию земельных держателей стали называть «однодворцами». 

Известно, что в 1718 году в соседнем Севске случился сильный пожар, который частично уничтожил даже городские укрепления. Возможно, это событие подтолкнуло добродетельных, наиболее влиятельных пушкарей Игнатия Семёновича Проскурнина, Никифора Вислобокова и Андроса Никифорова «с товарищи» подать 3 июня 1718 года в Патриарший казённый приказ прошение о постройке в слободе церкви: «Живём мы в слободке Каростовке, а оная слободка от Севска в расстоянии больше 5 вёрст, и от приходской церкви удалели, и за дальностью бывают нам в мирских наших потребах нужда не малая, и ныне обещались в той своей слободке построить вновь церковь деревянную» [14]. В следующем 1719 году была построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы, с той поры слобода приобрела статус села.  В перечне 1748 года «Пушкари сл. Коростовка Севского уезда» зафиксированы 6 чел. с фамилией Проскурнины: «Сергей Тарасов сын Проскурнин, Иван Проскурин, Ефим Емельянов Проскурин, Иван Семёнов сын Проскурнин, Игнат Семёнов сын Проскурнин, Иван Большой Семёнов сын Проскурнин» [15].

Если взять за основу родословную известного писателя П. Л. Про-скурина (трилогия «Судьба», «Имя твоё», «Отречение» и др.), составленную доктором исторических наук, зам. директора Брянского государственного краеведческого музея по научной работе В. П. Алексеевым, можно сделать вывод о том, что пращуром всего рода Пра(о)скурниных является севский пушкарь Семён Праскурнин (родился около 1640 года) [16]. Его сыновья-пушкари Игнат (родился в 1666) и Иван Большой (в 1671) образовали две ветви родословного древа Праскурниных, на первой из которых занимает место род писателя Петра Лукича Проскурина, а на второй – персоналии, породившие, в конечном итоге, моих сородичей Даниловых-Морозовых.

Ревизские сказки царской России немало поведали мне о жизни рода однодворцев Пра(о)скурниных в с. Коростовка. В материалах 4-ой ревизии 1782 года значится двор 46-летнего Григория Семёнова сына Праскурнина, у него второбрачная жена Анна Никитина, крестьянская дочь Старикова из с. Морева; помимо прочих членов семьи, сын Василей 24 лет и его жена Анна Яковлева, попова дочь из с. Орлия. В тех же документах интересна запись о дворе Анисима Исаева, принявшего в зятья малороссиянина Степана Михайлова сына Тараканова, определённого в однодворцы указом Севского нижнего Земского суда [17]. У их дочери Настасьи Исаевой и этого Степана Тараканова родился (приблизительно в 1790 году) сын Данила – мой прапрапрадед. Позже Данила Степанов женился на Василисе, дочери Василея Праскурнина. Согласно 7-ой ревизии 1816 года по с. Коростовка, у однодворца Василия Григорьева, которому в то время 57 лет, и его жены Анны Яковлевны есть внук Клим Данилов шести лет [18]. Восьмая ревизия 1834 года бесстрастно фиксирует: однодворец Василий Григорьев Праскурнин умер в 1829 году, зять Данила Степанов  - «сослан на поселение в 1826 году», у дочери Василисы 42 лет  - сыновья Клим Данилов (ему уже 24 года) и Кирила Данилов (8 лет) [19].

Родословная по линии матери Ю. Д. Морозовой  (7 поколений):

1. Я – Медведева (Федотова) Галина
2. Мать: Морозова Юлия Дмитриевна (1926-2017)
3. Деды: Морозов Дмитрий Кириллович (1889-1965), Хрякова Дарья Васильевна (1890-1972)
4. Прадеды: Морозов Кирила Клементьевич (1845-после 1897), (?) Ефросинья Ивановна (1857-после 1897)
5. Прапрадеды: Данилов Клим (1809-?), (?) Аверьянова Дарья (1828-после 1897)
6. Прапрапрадеды: Степанов Данила (1790-?), Проскурнина Василиса Васильевна (1792-после 1834)
7. Прапрапрапрадеды: Тараканов Степан Михайлов (1762-1810), Исаева Анастасия Анисимовна (1761-?); Проскурин Василий Григорьев (1758-1829), (?) Анна Яковлева (1759-?)
8. Пращуры: Исаев Анисим (1728-1779), (?) Татьяна Яковлева (1759-?); Проскурнин Григорий Семёнов (1736-после 1782), Старикова Анна Никитична (1737-после 1782)

Поколения рода сменяли друг друга: в 1850 году семья героя моего повествования прапрадеда Клима Данилова сорока лет состояла из 8 чел.: жены Дарьи Аверьяновой, сына Кирилы пяти лет (мой прадед), дочерей Анны и Марфы; родственников - брата Кирилы Данилова, его жены и сына [20]. В материалах последней ревизской сказки 1858 года указано, что все члены этой семьи «перечислены в Тобольскую губернию в 1853 г.» [21].

Более двух  веков девять поколений моих предков проживали на территории, которая в разные исторические периоды относилась то к Чернигово-Северской земле, то к Белгородской и к Киевской губерниям, то к Орловскому наместничеству, в настоящее время – к Брянской области. В водовороте реформ, войн и революций, в годы мира и спокойного труда мои предшественники, крестьяне и военнослужащие, священнослужители и ремесленники крепили свой род, хранили его самобытные традиции и уклад жизни. Но об этом – в другой главе моей семейной летописи.

 Примечания:

1. ГАТО, ф. И-417, оп. 2, д. 4011
2. ГАТО, ф. И-154, оп. 8, д. 940
3. Ракитин. А. С. Служилое сообщество Севска и Комарицкой волости в системе обороны южного пограничья Московского государства в 20-40-х гг. XVII в. Юго-Западный государственный университет.- Курск, 2015.-212 с.
4. Там же.
5. Там же.
6. Википедия. Крепостная артиллерия
7. РГАДА, ф. 210, оп. 6-г, лл. 37, 41
8. РГАДА, ф. 210, оп. 6-г, д.16, л. 480
9. РГАДА, Ф. 210, оп. 6-г, д.16, л. 481-об.
10. 10, 11. Википедия. Бородулин. А. Л. Армия Петра Великого. Гл. 8. Артиллерия – «цвета дыма и пламени»
11.  12, 13. Ракитин. А. С. Служилое сообщество Севска и Комарицкой волости
12. Холмогоров Г. И. Материалы для истории церквей Брянского края. Брянск, Белобережье, 2010
13. РГАДА, ф. 350, лл. 71, 71-об., 72, 72-об.
14. Алексеев В. П. Родословная писателя П. Проскурина. Брянский государственный краеведческий музей. Брянск: Арт-Империя
15. ГАБО, ф. 121, оп.2, д.8, лл. 65-65 об., 70 об.-71 об.
16. ГАБО, ф. 121, оп.2, д. 35, лл. 75 об.-76,86 об.-87
17. ГАБО, ф. 121, оп. 2, д. 42
18. ГАБО, ф. 121, оп.2, д. 52, лл. 252-об.253, 263-об. 264
19. ГАБО, ф. 121, оп.2, д. 73

Вы не можете комментировать данный материал. Зарегистрируйтесь.