Миллер  К. А.,
экскурсоводЮргинского
краеведческого музея
АУ «Центр культуры и досуга
Юргинского муниципального района»

 

В конце января 1921 г. в Ишимском уезде вспыхнуло массовое крестьянское восстание, вскоре охватившее огромную территорию от Салехарда на севере до Казахстана на юге, от станции Тугулым на западе до Сургута на востоке. Советская историография, традиционно подходя к восстанию 1921 года с классовых марксистских позиций, расценивала его как кулацко-эсеровский мятеж. За последние десятилетия оценка историками этих событий кардинально изменилась, значительно расширялись и углублялись представления о трагических событиях крестьянского восстания 1921 года в Западной Сибири.

Прошло уже сто лет. Но до сих пор наш край хранит на себе отпечаток той страшной ночи. До сих пор жива память об этом историческом событии. И как напоминание потомкам – существующие по сей день братские могилы…

Основным мотивом массового крестьянского антикоммунистического движения на завершающем этапе Гражданской войны стала доведённая до крайности центральными и местными властями система чрезвычайных мер «военного коммунизма», жестокие, репрессивные формы и методы претворения большевистской продовольственной политики в деревне, преступления продовольственных работников. Можно утверждать, что в повстанческом движении в годы Гражданской войны крестьянство, прежде всего, отстаивало свои права на существование, а подчас и коллективно противостояло угрозе голода, пыталось воссоздать свою собственную, народную, крестьянскую власть.

Введенные с конца августа 1920 года в Тюменской губернии многочисленные разверстки были явно непосильны для крестьян Ишимского уезда, тем более, что в 1920 году этот регион постиг сильный неурожай.

По декрету Совнаркома с 20 июня 1920 по 1 марта 1921 года, 6 сибирских губерний (Иркутская, Енисейская, Томская, Омская, Алтайская, Семипалатинская) и Тюменская, входившая в Уральскую обл., должны были сдать 116 млн. пудов хлеба, что составляло одну треть общегосударственного задания. Крестьяне обязывались сдать зерно, мясо масло, яйца, картофель, овощи, кожи, шерсть, табак, рога, копыта и многое другое. Всего на них распространялось 37 разверсток. Кроме того, все трудовое население с 18 до 50 лет должно было исполнять различные повинности: рубить и вывозить лес, поставлять подводы и т.д. За уклонение предусматривались строгие меры наказания вплоть до ареста и отправки на принудительные работы.

Виновные в срыве разверстки карались конфискацией имущества и заключением в концентрационные лагеря как изменники делу революции.

Из статьи Д.И. Копылова «Тюменские коммунисты в борьбе за переход к новой экономической политике» (1921-1923 гг.): «…Продовольственная развёрстка в Тюменской губернии проходила в особо сложных условиях. Недовольство крестьян продразвёрсткой особенно усилилось осенью и зимой 1920 года, когда в уезды были направлены продотряды. Начиная с октября, комиссары отрядов, инспекторы и уполномоченные губпродкома непрерывно доносили в Тюмень, что заготовительная кампания наталкивается на глухое сопротивление крестьян, и задания выполняются исключительно репрессивными мерами. Местные Советы очень часто бездействовали или прямо противодействовали заготовительной работе. Положение осложнялось из-за крупных просчётов и ошибок, допущенных при развёрстке хлеба по уездам и волостям, 1920 год для ряда уездов был малоурожайным. Поэтому вся тяжесть продразвёрстки пала на сравнительно благополучные Ишимский и Ялуторовский уезды. Из 3,3 млн. пудов продовольственного хлеба, развёрстанных на всю губернию, 2,7 млн. пудов пришлось на один Ишимский уезд. Этот же уезд должен был дать 2,7 млн. пудов (из 4 млн. на губернию фуражного зерна). Такого количества хлебных излишков в Ишимском уезде не было. При развёрстке по хозяйствам грубо нарушался классовый принцип обложения. В ряде волостей развёрстка на бедняцкие и середняцкие хозяйства приходилась в том же размере, что и на хозяйства зажиточных крестьян и кулаков. Ошибки эти были умножены в ходе самой кампании. Получив задание, отдельные продработники стремились выполнить его любой ценой, допускали чрезмерную жестокость, нарушали революционную законность.

 

Позднее, в конце февраля 1921 года по сигналам коммунистов группа продработников, бесчинствовавшая в Ишимском уезде, была предана суду и сурово наказана…»

И.В. Курышев в статье «Крестьянское восстание в Ишимском уезде: облик и поведение участников» (Краеведческий альманах, 2001 г.) пишет: «…На территории, охваченной разгорающимся крестьянским восстанием прослеживается стремление крестьян предотвратить угрозу голода, законным путём покончить с неправомерными действиями по выполнению государственной развёрстки.  Так, одно из волостных собраний сельских советов 2 февраля 1921 года вынесло следующее постановление: “…Усматривая тяжёлое положения населения на продовольственном фронте и безвыходность его, сложившуюся на почве ссыпки всех хлебов в общие амбары в выполнении государственных развёрсток, каковой хлеб был предназначен для его вывозки из пределов волости.  Несмотря на наши ходатайства об удовлетворении нас продовольствием, как голодающих, получился категорический отказ, ввиду чего ясно обрисовалась картина голодной смерти в недалёком будущем, что и заставляет нас оградить себя от упомянутой смерти. И потому решили произвести между собой сплочённую организацию для защиты своих человеческих прав и весь имеющийся хлеб в общественных амбарах сдать вновь избранным повстанческим органам”.

В целом социальный состав повстанческого движения был достаточно пёстрым: в основном середняки, зажиточные крестьяне, часть бедноты, бывшие военные специалисты, уголовники.

Разгоревшаяся повстанческая борьба носила стихийный характер и отличалась жестокостью и непримиримостью. Жестокость и насилие по отношению друг к другу проявляли обе противоборствующие стороны – крестьяне и коммунисты. В период восстания повстанцами были разграблены и уничтожены ссыппункты, почты, волостные канцелярии, загсы, коммуны, кооперативы и артели, угнано и убито множество лошадей, свиней, коров, овец, разграбили сельские школы и библиотеки. Прервали железнодорожное сообщение на участках Тюмень-Называевская, Челябинск-Омск, выведена из строя телеграфная связь…»

В ночь на 6 февраля весь север Ишимского уезда оказался охваченным мятежом, в ближайшие дни он быстро распространился по другим районам. И на территории нашего Юргинского района восстание приняло широкий размах и унесло много жизней гражданских людей и солдат красной Армии.

Из статьи Быкова А.Я. «Мы – Иваны непомнящие?» газета «Призыв» 7.02.1996 года: «…На территории нашего района мятеж дал о себе знать почти одновременно во всех сёлах в ночь с 7 на 8 февраля 1921 года. Начались аресты, в первую очередь, коммунистов, руководителей Совдепов, комсомольцев, сочувствующих и членов их семей, так как они были проводниками решений центральной власти, власти большевиков. В эту ночь и последовавший день остались в живых лишь те, кто по каким-либо причинам отсутствовал дома. В первый же день были арестованы Юргинские коммунисты Федор Сидорович Коровин – организатор и руководитель первой коммуны «Северное Сияние», Владимир Матвеевич Шайкин, П.Г. Глухих, К.И. Сотников, Сидоров и другие активисты, председатель Володинского ревкома Пётр Иванович Дерябин, секретарь партъячейки Я. А. Кульнев, А.М. Дегтярёв, которых пригнали в Юргу. Всех арестованных бросили в холодный подвал.

Среди арестованных оказался и член партии большевиков с августа 1920 года, директор Юргинской средней школы, Сергей Михайлович Фёдоров с женой Ольгой Ивановной, который на кануне вернулся из Ялуторовска с профсоюзной конференции работников просвещения, где был избран на губернскую конференцию. Потом бандиты отпустили его жену, так как она ждала ребёнка и этим сохранила себе жизнь. Утром арестованных – полураздетых, голодных и избитых – погнали в сторону Северо-Плетнёво, Агарака, подальше от линии железной дороги, откуда могли появиться регулярные части Красной Армии. И по пути следования их не оставляли в покое, вымещая на них накопившуюся злобу, издевались и избивали, многие уже были обморожены.

После ночёвки в Лабино кровавый путь продолжился, сразу за селом был убит старик Токарев. Чуть дальше, возможно в районе деревни Шевелёвой одновременно пали от рук бандитов П.Г. Глухих и В.М. Шайкин, а под Северо-Плетнёво зверски убили С.М. Федорова и многих других. Тело Фёдорова было сплошь в синяках, а череп проможжен в нескольких местах. Опознан он был родственниками только по одежде.

Разгул зверств и убийств особенно наблюдался, прежде всего, в Агараке и Северо-Плетнёво, где всем заправляла банда, возглавляемая Ганькой Зломановым, оставляя в каждой деревне казнённых, расстрелянных и изувеченных. Эта банда была организованной, многочисленной, и район её действия распространялся на всю территорию современного нашего района. И, надо сказать, что её главарь продержался очень долгое время.

В Агараке аресты продолжались и днём. Мятежники пришли прямо в ревком, всех, кто там находился, арестовали, остальных – на дому. Арестованных агаракцев и привозимых из других сёл кидали в подвал своего штаба, который находился в здании бывшей старой школы. Из Агарака в сторону Северо-Плетнёво была отправлена большая группа активистов, но ни один человек не дошёл до места. Первым был убит в урочище Путиловка Николай Егорович Старцев, убивали стягами, пиками, топорами. Судьбу отца разделил и его сын Александр. Паренёк с группой разведчиков шёл на соединение с красноармейцами, шедшими на подавление банды, но попал в засаду в районе д. Сосновка, был ранен и привезён в Агарак, где во дворе отцовского дома был зарублен шашками. В честь отца и сына одна из улиц села носит имя Старцевых.

В район названных сёл прибыл на борьбу с бандой Зломанова отряд красноармейцев под командованием Тюменцева, они отличались находчивостью, смелостью, но их было меньше, чем бандитов. Большинство из них погибло. После подавления мятежников вместе с 36-ю активистами бойцы были захоронены в братской могиле в с. Агарак. Здесь же покоится прах членов коммуны «Северное Сияние» Широбокова, Тихона Катушкова, Тихона Коровина, братьев Анисимовых, Володинцева Я.А. Кульнева, П.К. Замятина, А.М. Дегтярёва, П.И. Дерябина.

В Северо-Плетнёво была зверски убита замечательная учительница школы Евфалия Васильевна Шаронова. Она родилась в 1884 году в г. Ишиме.

Ожесточённость озлобленных крестьян, причастных к повстанческому движению, порой принимала болезненный характер. Как и во всяком стихийном народном движении, в мятеже 1921 года была велика роль толпы, таившей в себе стадные чувства, разрушительные и низменные инстинкты.

Вот что впоследствии вспоминали очевидцы событий и старожилы.

Налобин Егор Григорьевич: «…Батурин Иван Фёдорович, Старцев Александр, Тверских Константин, Комаров Марковей, Коровин Прокопий, Кононов Афанасий, Мизов Фрол и др. приехали с пакетами из Зломановой. Их окружили бандиты. Басов заставил мужиков бить коммунистов. Некоторые из них отказались. И те, кто отказался, должны были умереть от рук бандитов. Так продолжалось и дальше. На помощь бандитам приехали ещё 22 человека. От Петухова приехало ещё 1000 человек пехоты и 500 кавалеристов. Банда разбила отряд красноармейцев и взяла в плен 23 человека. Старцева Александра иссекли на куски. Эти события происходили в январе и феврале 1921 года…»

Самарина Стефания Дмитриевна (Попова), комсомолка 20-х годов: «…Мы, комсомольцы села Володино, в своём народном доме ставили спектакль «Враги» по пьесе А.М. Горького. В 11 часов вечера седьмого февраля 1921 года в зале мы увидели странное движение, к нам на сцену поднялись какие-то «молодчики», вооружённые пиками и берданами, и объявили: «Вы, чёртовы коммунята, арестованы», побили нас, закрыли в народном доме, выставили караул.

В эту ночь арестовали всех местных коммунистов и их семьи (Замятины, Поповы, Кульневы, Широбоковы, Замятины), словом, с детьми вместе было около пятидесяти человек. В нашей семье было арестовано восемь человек. Утром под конвоем нас отправили в Тобольскую каторжную тюрьму. Вели нас зимником, через сёла, боялись погони красных.

По прибытии в Тобольск эсер Желтковский объявил: «Вы – проклятое отродье, мы вас будем уничтожать, построим советскую власть без коммунистов». Детей от 3 до 7 лет забрали и отправили в приюты (у моей мамы малолетних детей было пять – Аня, Вася, Вера, Ваня, Нина). А нас, взрослых, повели по камерам, где было битком набито людей. Если одни лежали на голых топчанах, то пять-шесть человек, стояли один к другому спиной, иначе бы замёрзли. Питание было скудным: 200 граммов гнилого хлеба, два-три стакана морковной бурды, холодный чай и голова ржавой селёдки.

Гоняли нас на пилку и колку дров, уборку туалетов. Ежедневно утром проверка и пение молитв, которых мы не знали и не хотели знать. В ночь на 20-е апреля нас должны были расстрелять, никто не спал, все ждали «страшного суда».

21 апреля мы услышали крики во дворе тюрьмы. Оказывается, мужчины уже вышли из камер и сбили замки. Часов в 10 утра Красная конница освободила всех нас. Во дворе уже шёл митинг, выступал моряк. За церковью мы обнаружили яму, полную трупов, в подвале церкви – следы насилия – кровавые верёвки, острые железные колья, горн, где нагревали железо и кололи наших. На животах замученных были надписи «Продналог выполнен»…»

Пальянов Иван Федорович, с. С-Плетнёво: «…В 1921 году в Агаракской волости и других было восстание кулаков. Убивали не только агаракских активистов, но и приводили из других деревень. Помню, из Мандровки секретаря ревкома Абрамова Ивана Фёдоровича. Убили продавца Коровина Прокопия Матвеевича, Агаракского псаломщика Трушникова Алексея. А у Коровина жену звали Маня. С 7 на 8 февраля хотели спектакль в церкви ставить. Попытались они скрыться, но по снегу их выследили и поймали под Берёзовкой.

Здорово бесновалась шайка ГанькиЗломанова, я его знал. Правильное имя Гавриил Петрович, это его по деду величали, потому что рождён он был матерью ещё в девичестве. Вот потому как красные одерживали верх, банда стала уменьшаться. Сам-то он обитался в Вяткино и решил сдаться. Павлов Сергей Петрович привёз это предложение в Лабино к милиционеру Айдакову, чтоб встретиться в Вяткино и оговорить условия сдачи. Но Айдаков настоял на встрече в Лабино, там и встретились. Я тогда сидел вместе с другими милиционерами в Омутинке возле милиции, смотрю, едут трое верхами, я узнал Зломанова, он подошел и первый раз поздоровался по-человечески: «Здравствуйте, гражданин Иван Фёдорович». Его завели в отдельную комнату. Потом Зломанов попросился повидать своего друга Шабалдина Ивана Даниловича, пообещав, что не убежит. Меня назначили конвоировать. Когда они сидели за столом, Ганька рассказал о первом побеге из Ялуторовской тюрьмы. Он также попросился на базар, его сопровождал милиционер и, наверное, зазевался, – Ганька бросился в толпу, стрелять же было нельзя. Выбрался с базара – и к реке Тоболу, ушел в д. Житкову к Андрею Семёновичу, ночевал там, а хозяин сказал соседям, кто у него, и его (Зломанова) арестовали. Вечером я привёл обратно Зломанова, а на утро отправили курьера в уезд в Ялуторовск к начальнику милиции Брызгалову. Там выработали условия сдачи бандитов, они были:

1) ликвидация отряда

2) сдать всё оружие

3) разрешалось Зломанову проживать только в пределах Тюменской губернии.

Айдаков привёз дня через четыре 36 винтовок, так начал выполнять условия Г. Зломанов. В Омутинке стоял 256 красноармейский отряд, его начальник обо всём этом узнал и прижал начальника милиции. Говорит: «Ты что это, организатора и вдохновителя выпустил? Его надо судить и расстрелять». Начальник пишет Айдакову записку на арест Зломанова, Айдаков был неопытный и при встрече со Зломановым дал ему эту записку прочитать. Зломанов не сдался и ещё два месяца гулял. Местом схоронения выбрал луг «Дубровное» между Сергеевой и Андреевой. Оттуда просматривались все стороны. Помню, у него лошадка была небольшая, а бегала быстро и большую высоту брала. Убили его все-таки, когда он ехал из Малой Трошиной в Рагузино, и привезли в Лабино на опознание. Приметы у него были, это – в левом ухе золотую серьгу носил, а у правого – с детских лет шрам. По ним и узнали…»

Коровин И.С., младший брат Якова Коровина, организатора коммуны «Северное сияние»: «…В феврале 1921 года вспыхнуло кулацко-бандитское восстание. Подняли голову кулаки и в наших краях. В конце месяца Фёдор пришёл домой и сказал отцу:

- Тятя, меня вызывают в Ялуторовск на совещание. Павел Перевозкин уже уехал, а завтра мне надо ехать.

Я попросил брата взять меня с собой. Он сказал:

- Поутру выезжай на большак, там встретимся.

- Ладно, поезжайте, - разрешил отец, - но будьте осторожны.

На рассвете я запряг лошадей. Тихо было на пустынной улице. Только успел выехать на окраину села, как меня хлестнул окрик:

- Стой! Давай пропуск! - и я увидел перед собой двух вооружённых мужчин.

Меня привезли в помещение, которое до этого занимала наша молодёжь. Там я увидел арестованного Фёдора. Его кто-то выдал. Были и ещё тут некоторые коммунары. Через несколько дней нас должны были расстрелять.

Ночь… Мы уже знали: послезавтра нас не станет. В небольшой комнатке-карцере сидело человек двадцать. Фёдор, никогда не унывавший и не раз смотревший смерти в глаза, и тут нас всех поддерживал. Здесь же находились коммунары Широбоков, Анисимовы, восемнадцатилетний Тихон Котушков и многие другие. Брат мне шепнул:

- Ты должен убежать…

- Но как? - в моём голосе была надежда.

- Надо попытаться обмануть часового, - и Фёдор подсказал, как это удобней всего сделать. – Если скроешься, то спрячь мои книги, наган, взрывные шашки. Найдут их бандиты – несдобровать отцу.

Теперь меня занимала одна мысль, как ускользнуть. Бежать можно было только вечером, когда нас на несколько минут выводили во двор. Это сделать оказалось не так просто. Но всё-таки мне повезло: удалось скрыться незаметно. Бандиты не пересчитывали людей, загоняя их обратно в камеру. Сделав всё, что велел мне брат, я ушёл из дому. Утром, когда бандиты хватились, что недостаёт одного смертника, я уже находился в надёжном месте. А Фёдора и всех, кого арестовали вместе с ним, они убили в Агараке…»

Шестакова А.А.: «…Шестаков Анисим Ефимович, мой дед, был в партизанах в 1921 году. На бабушку, Фёклу Степановну, жену деда, соседи же бандиты (белые их тогда называли), наставляли дуло в висок и кричали: «Сказывай, где твой коммунистишко-партизан, или мы тебя сейчас прикокнем». Потом высыпали всю пшеницу у нас из амбара на улицу, против окошек, ставили кругом лошадей и кричали: «Ешьте, кони, коммунистишкову пшеницу»…»

Смирнова Варвара Владимировна, член КПСС с 1926г., дочь В.М. Шайкина: «…В ночь с 7 на 8 февраля 1921 года в Юрге начался кулацко-эсеровский мятеж. Одновременно все коммунисты села были арестованы, многие жестоко избиты. В.М. Шайкина арестовали утром 8 февраля на работе (две ночи перед арестом он не спал, ремонтировали оборудование мельницы). 10 февраля 1921 года он был убит в 3-х километрах от деревни Лабино, по дороге в село Плетнёво. 19 февраля семья В.М. Шайкина была выселена из заводской квартиры и вместе с семьями коммунистов Глухова, Сошникова, Морковкина загнана в дом, в котором до революции жил волостной писарь. Более 20 человек женщин и детей жили в одной комнате, ничего не зная об участи арестованных мужей и отцов, с тревогой ожидая решения контрреволюционной власти о своей собственной судьбе.

В двадцатых числах февраля внезапный приход в Юргу отряда Красной Армии положил конец власти кулацко-эсеровских мятежников. Большинство главарей были расстреляны, многие арестованы и отправлены в тюрьму. Только в день освобождения Юрги от кулацкой власти стало известно о гибели всех арестованных коммунистов…»

«…Несмотря на разгром основных сил повстанческих армий, разрозненные формирования мятежников продолжали действовать ещё в течение длительного времени (до поздней осени 1921 года). Руководство оперативными действиями Красной Армии отмечало, что в лесисто-болотистых пространствах бандиты, в совершенстве знающие местность, почти неуязвимы. В приказе по войскам Приуральского военного округа от 30 июня 1921 г. отмечалось, что состав банд (так называли, прежде всего, разрозненные отряды и группы повстанцев) и их численность непрерывно изменяется: то быстро тают, то быстро растут, причём эти группировки чрезвычайно подвижны. Агентурно-войсковой разведкой было замечено, что каждая банда имеет своё насиженное гнездо, куда возвращается после любых переходов, а местное крестьянство пополняет ряды этих формирований. Так, указывалось, что при неудаче бандиты расходятся по домам и, как только станет легче дышать, вновь возвращаются в свои гнёзда.

После жестокого подавления крестьянского восстания происходили самочинные расправы над освобождёнными из-под следствия повстанцами, их убийства со стороны милиции и коммунистических ячеек.

В секретном предписании от 26 февраля 1921 года отмечалось, что «в губчека поступают сведения о том, что отряды при захвате в плен повстанцев расправляются с ними на месте, то есть расстреливают. А потому председатель губчека просит (убедительно) приказать начальникам отрядов всех задержанных главарей и активных повстанцев не убивать, а направлять в губчека. Также прекратить массовые расстрелы и бесшабашные расправы над крестьянами в местностях, уже очищенных от повстанцев».

Очевидно, что самочинные расправы над повстанцами обусловливались ненавистью, жаждой мести, незамедлительного наказания своих противников и неуверенностью в том, что органы Советской власти на местах это наказание осуществят в должной мере.

Стихия необузданной мести еще долгое время сказывалась на поведении противоборствующих сторон, духовная атмосфера Гражданской войны способствовала закреплению в массовой психологии ожесточения, нетерпимости, непримиримости, гипертрофированных представлений о роли революционного насилия». (Из статьи И.В. Курышева «Крестьянское восстание в Ишимском уезде: облик и поведение участников» (Краеведческий альманах, 2001 г.))

Участники крестьянского восстания, если не были расстреляны на месте, были осуждены, отсидели в тюрьмах. И несмотря на это, в 1937 году снова были арестованы и расстреляны. Примером тому может служить документ, найденный в архиве, следующего содержания:

«Нефедов Петр Никифорович. 1890 г.р. Омская обл., Юргинский р-он, Володинского с/с, д. Маркелова.

Род занятий: рабочий.

Имущественное положение: в момент раскулачивания (28 г.) все распродано.

Социальное положение в момент ареста: кулак.

Служба в царской армии и чин: служил 4 года рядовым.

Служба в белой армии: нет.

Служба в Красной армии:  – .

Социальное происхождение: из крестьян.

Политическое прошлое: участвовал в банде рядовым.

Национальность и гражданство: Русский, гр. СССР.

Категория воинского учета: не состоит по старости.

Состоял ли под судом и следствием: в 1922 г. осужден за банду, в 1928 г. арестован за хулиганство и осужден…

Арестован 30.07.1937 г., осуждён «тройкой» омского УКВД 5.09.1937 г.

Расстрелян в Тюмени 8.09.1937 г. Реабилитирован 4.05.1989 г.»

В д. Новорусиха установлен памятник жертвам крестьянского восстания. В Агараке, Лабино находятся братские могилы, в которых захоронены погибшие во время мятежа 1921 года.

Крестьянское восстание можно рассматривать как продолжение Гражданской войны. Здесь не было ни правых, ни виноватых. Зверства были с той и с другой стороны. Участники банд многие были убиты до суда, а те, кого осудили, большей частью были расстреляны в 1937 году. Их дети не призывались в армию как дети бандитов.

В 1921 году волна крестьянских восстаний прокатилась по всей стране. Также в 1921 году произошел вооруженный антикоммунистический мятеж моряков Кронштадта. Все это заставило Советское правительство отказаться от политики «военного коммунизма» и перейти к НЭПу, т.е. перейти от продразверстки к продовольственному налогу...

 

Краеведческая конференция "Наше наследие": материалы докладов и сообщений.- Ишим, 2021.- СС. 40 - 46.

 

Вы не можете комментировать данный материал. Зарегистрируйтесь.

   

Календарь событий

Май 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
29 30 1 2 3 4 5
6 7 8 9 10 11 12
13 14 15 16 17 18 19
20 21 22 23 24 25 26
27 28 29 30 31 1 2
   
© МАУК ЗГО «Заводоуковский краеведческий музей»