Софронов В.Ю.,
д-р ист. наук,
проф.ТПИ им. Д.И. Менделеева
(филиал ТюмГУ),
член Всероссийского
генеалогического общества

 

Мы и наши предки

Наверное, рано или поздно практически каждый человек приходит к определённому рубежу, когда в нем рожается желание узнать, кем были его предки, откуда они родом и чем занимались. Через это узнавание лучше начинаешь понимать самого себя и свои особенности, пристрастия и интересы. К сожалению, в нашей стране родовые традиции в большинстве своём утеряны после печально знаменитого 1917 года, когда признаваться в своем происхождении было опасно, и грозило если не тюремным заключением, то отторжением из уже сложившегося круга знакомств, делало человека изгоем. Лозунг об отречении от старого мира работал не одно десятилетие, и сейчас его результаты можно в полной мере ощутить на себе. Потому в семьях советской эпохи от старшего поколения редко можно было услышать, где жили и кем были дедушка и бабушка твоих родителей.

Подобная ущербность пагубно сказалась для большинства из нас не только на искажённом представлении о прошлом, но и нежелании следовать традициям, формировавшимся и жившим в России не одно столетие. Мало того, что под корень было уничтожено дворянство, духовенство, купечество, но и мещане, владевшие прежде хоть какой-то собственностью, боялись заикаться о том. А ведь ранее практически в каждой семье хранились документы, связанные с её прошлым: свидетельства о рождении, брачные обыски, выписки из крестьянских сходок, поземельные акты, документы на владение собственностью, награды, дневники, письма и, конечно же, фотографии. И  где это всё теперь? Уничтожено, забыто, вычеркнуто из памяти, спрятано в тайники, отыскать которые мы уже вряд ли сумеем. Но так быть не должно! Такое беспамятство ведет к  оглуплению, а то и полному вырождению нации. Но пока ещё не поздно спохватиться и начать выявлять, восстанавливать родственные связи, начать поиски в архивах, выспрашивать крупицы информации у ещё не успевших отойти в мир иной ближних и дальних родственников. Пусть это будут семейные легенды или иные воспоминания, но их следует занести на бумагу, в компьютер, нарисовать то самое родословное древо – всё зафиксированное вами является документом. Другого подхода наука генеалогия не приемлет.

Что в имени тебе моём…

С чего начать? Да вот с собственной фамилии. Узнать, пусть приблизительно, какой смысл в ней заложен. Фамилии в России появились относительно недавно – грубо говоря, в середине XIX века. Причём в Сибири они возникли и закрепились значительно раньше – они существовали уже в XVIII столетии. Действительно, вспомните прозаические произведения А.С. Пушкина: в них фамилии имеют лишь дворяне, а остальные его литературные герои названы лишь по именам.

Казаки, принимавшие участие в пугачёвском бунте и описанные в «Капитанской дочке», имели прозвища: Хлопуша, Белобородов (от белой бороды), Чумаков (от – чумака) и пр. Да и сам их предводитель носил весьма занимательное прозвание – Пугачёв, о происхождении которого нетрудно догадаться. А вот пожилой дядька Гринёва – Савельевич, ни разу ни упомянут по имени, тем более, по фамилии. Потому и большинство крестьян были записаны во всевозможных переписях, как Иван сын Петров или Трофим сын Никитин. К примеру, известный протопоп Аввакум носил фамилию Петров (по имени отца), но она в литературных источниках упоминается крайне редко.

Фамилии крестьянам практически были не нужны. Лишь с появлением паспортов всем стали присваивать фамилии. Но зато в ходу были прозвища, и это явление дошло до наших дней, когда едва ли не в каждой деревне людей с одинаковыми фамилиями местные жители различали по прозвищам: Степан Большой, Федор Кривой, Афанасий Сухой,или использовали и вовсе экзотические именования: Кобыла, Скворец, Шкалик, Ухват и пр.

У сибирских фамилий есть свои особенности, и некоторые из них хотелось бы отметить. Характерно, что в наших краях часто давались клички-прозвища на основе прежнего местожительства пришедших за Урал переселенцев. Постепенно они органично перешли в фамилии этих людей: Пермяков, Устюжанин, Устюгов, Черкасов, Новгородов. Ряд фамилий происходит от представителей духовенства. Эти фамилии давались чаще всего во время учёбы в духовной семинарии: Архангельский, Благовещенский, Рождественский, Спасский, Троицкий, Успенский, Фаворский. Часто потомки священников носили фамилию Попов.   

Интересной особенностью сибирских фамилий стало окончание в виде слога «их»: Глухих, Заровнятных, Затонских, Ильиных, Плесовских, Черных. Мне встречалось несколько версий, чем объяснялось такое явление, но не все из них я считаю правильными. Более других мне нравится объяснение, что сибирские фамилии преобразовывались непосредственно односельчанами, которые обычно спрашивали молодого парня: «Чьих будешь?», то есть чей будешь, какого рода-племени. На что тот обычно и отвечал: «Ильиных, Плесовских». Может, это и не совсем точное объяснение, но всё же объяснение.   

Все русские фамилии можно условно разделить по двум характеристикам: несущие в себе смысловую нагрузку, в основе которой чаще всего заложено прозвище, место жительства, род деятельности, особенности характера и тому подобное; и фамилии, происходящие от имени собственного. Со вторым видом проще – это Александров, Борисов, Васильев, Гаврилов, а также Иванов, Петров, Сидоров,столь часто употребляемые.

Мной не ставится задача дать объяснение тем или иным фамилиям и прозвищам -это тема отдельного исследования. Хотелось лишь подчеркнуть, что для тех, кто только начал свои родословные поиски, полезно задуматься, почему и когда у его предков появилась та или иная фамилия. Проследить фамилию большинства сибиряков можно лишь с начала XVII века и то через центральные архивы или по опубликованным «Переписным книгам».

В большинстве деревень фамилии были тождественны её названию: Белкина, Берендеева, Вахрушева, Злыгостева, Кислицына, Клепалова, Корикова, Нагибина, Новосёлова, Томилова, Тренина, Ушарова, Черкашина, Яркова. Так, например, в деревне Слинкиной, находившейся в Тобольской губернии в конце XIX века, проживало около сотни семей и практически все с одной и той же фамилией – Слинкин. Понятно, что многие из них состояли в близком или дальнем родстве, и выявить утраченные родственные связи - задача не из лёгких. Но стоит обратиться к словарям русского или древнерусского языка или к специальным справочникам на этот счёт, чтоб хотя бы предположительно знать, почему вашим далеким предкам было дано это прозвание, ставшеефамилией. К тому же ряд фамилий уже может указать на прежнее проживание ваших предков.

Приведу один любопытный случай, связанный с сибирскими фамилиями. Как-то проводил экскурсию со своими студентами в подгорной части Тобольска и рассказывал им об одном из гражданских сооружений, возле которого мы остановились. Рядом стояли две пожилые женщины, живущие в соседнем доме, и с интересом прислушивались к моим словам. Подошёл к ним и поинтересовался, давно ли они тут живут, где проживали раньше. Выяснилось, что одна из них из близлежащей деревни, по-моему,Сеногноевой, а вторая - из Лукиной. Тогда по памяти стал называть фамилии живших там прежде людей, и поинтересовался, правильно ли запомнил их на основе прочтения архивных списков крестьян XIX века. Они согласно кивали головами, а потом с удивлением спросили, чей я сын и почему они раньше меня в тех деревнях не видели. Это лишний раз говорит о том, что крестьянские фамилии могут с определённой вероятностью указать, откуда приехали носители этих фамилий.     

Особо хочется обратить внимание на общепринятые для сибиряков смешанные браки, когда русское население роднилось с местными народностями. Так что следует внимательно просматривать брачные (венчальные) акты и смотреть, что за родственники были с той и другой стороны. Кроме того, в той же Сибири значительная часть автохтонного населения была ассимилирована через принятие православия, в результате множество из них стало русскоговорящими, следовательно, «русскими». Следует знать, что понятие «русский» заменялось другим – «православный». А практически всё автохтонное население именовалось «ясачным» и существовал ряд ясачных волостей, где наряду с сибирскими татарами проживали остяки (ханты), вогулы (манси) и другие народности. 

Не вдаваясь в подробности, отмечу, что, пролистывая церковные метрики, часто натыкаешься на факт смены не только сословного статуса, когда какой-то человек, а то и целая семья переходили из «людей ясачных» в крестьянство, меняя при этом фамилию, но и вероисповедания. Большинство ханты и манси приняли христианство в течениеXVIII – XIX веков, но одновременно некоторая часть из них стала мусульманами. В среде татарского населения этот процесс шёл не столь активно, но практически за каждый год дореволюционного периода можно выявить по нескольку десятков таких примеров. Обычно это были люди, проживающие постоянно в городе или среди русских. И многие из них соглашались с годами перейти в православие. Тем самым они меняли и свой статус, выходили из ясачного населения.

К примеру, если в храм заходил, допустим, Айтмухаметовили Садыков, то после обряда крещения он уже становился Кузнецовым, Ефимовым или Яковлевым с соответствующим новым христианским именем. Какую-то закономерность присвоения новой фамилии проследить невозможно. Всё зависело от воли священника, самого «нового русского» и его крёстных. Фамилия чаще всего присваивалась по имени одного из этих самых восприемников или, что гораздо реже, по собственной фамилии одного из участников крещения. Этот достаточно важный факт, становившийся поворотным в судьбе человека, часто упускается из вида, и мне приходилось наблюдать ряд вновь выявленных родословных, где поиски исследователя прерываются после пропуска данного момента.

И в завершении короткого разговора о тюркских корнях в русскоязычной среде, приведу примеры хотя бы нескольких фамилий, имеющих тюркское происхождение. Так, известные всей России фамилии: Аксаковы, Булдаковы, Булгаковы, Бутурлины, Годуновы, Голицыны, Дашковы, Куракины, Кутузовы, Сабуровы, Тургеневы по данным ряда исследователей, были в своей основе заимствованы из тюркского языка[1]. Для наших сибирских краёв характерны другие того же происхождения, обладатели которых, насколько мне известно, даже не подозревают, от каких предков они им достались. Приведу лишь некоторые из них: Акмянские, Аксарины,  Баишевы, Бакшеевы, Бекшеневы, Сабаровы, Садыковы, Сунгуровы, Таировы и пр. 

Архив – основа работы

Если говорить о крещении новорожденного из православной среды, то в случае обнаружения актовой записи в церковных метрических книгах (или просто – метрики)следует обязательно выписывать имена и фамилии восприемников, поскольку благодаря их статусу в обществе, родственным связям можно сделать определённый вывод и о семье ваших предков. Так, если крёстным ребенка, родившегося в семье мещан, вдруг будет офицер или кто-то с гражданским чином (надворный советник, коллежский асессор), то следует заинтересоваться, почему он дал согласие на участие в обряде. Понятно, мы не сможем узнать причин их знакомства и дружбы, но меж ними могут быть родственные связи, что опять же послужит воссозданием общей картины социального статуса ваших предков.

Правда, довольно часто встречаются случаи, когда какой-то именитый гражданин, чаще всего состоятельный купец, выступал восприемником младенцевсреди различных социальных слоёв. Так в Тобольске в середине XIXвека своим хлебосольством славился купец 2-й гильдии Фёдор Кремлёв. В отдельные годы едва ли не каждый месяц он участвовал в обряде крещения то у одних, то у других родителей, не связанных меж собой родственными узами. Скорее всего, он играл роль того самого «свадебного генерала», но не на свадьбе, а при крещении младенца. И в дальнейшем его крестники, скорее всего, получали от него подарки на каждый день своего ангела.

 Несколько раз мне попадались документы, где выступить крёстными обывателей или чаще всего должностных лиц давали свое согласие члены царствующей семьи Романовых, а один раз и сам император. В России было не принято отказывать в подобных просьбах, если только личная просьба родителей ребёнка доходила до адресата, но это совсем не говорит о каких-то родственных связях на столь высоком уровне или покровительстве крестника на всю оставшуюся жизнь. То была лишь дань традиции и проявление верноподданнических чувств, что, само собой, приветствовалось.

Примерно тоже можно сказать и об акте венчания, где присутствуют фамилии священника и диакона, совершающих этот обряд. Кстати, хотелось бы рассказать о неквалифицированном исполнении запроса работниками архива, с чем я столкнулся в самом начале моей работы над родословной. А произошло следующее. Запросил у них данные о своих далёких предках, поскольку в местных архивах по метрическим записям обнаружил, откуда они родом. Архив, выждав месяца три, если не больше, отозвался и сообщил, что запрашиваемые мной фамилии найдены, и они просят за сделанные их работниками выписки (о ксерокопировании тогда ещё даже представления не имели) выслать такую-то сумму. Отправился на почту и сделал требуемый перевод. Выписал номер квитанции и выслал отдельно, хотя иногда, доверяя государственным службам, отправлял оригинал квитанции.

Прошло ещё несколько месяцев, и долгожданные данные пришли. Гордый этим кирпичиком в фундамент своих изысканий, занёс его в базу данных и отправил своему хорошему знакомому, с которым свидеться нам так до сих пор и не удалось, поскольку живёт он на Дальнем Востоке, Владимиру Павловичу Хохлову. Этот удивительный человек не раз поражал меня содержанием своего личного архива. Он, на мой взгляд, на много лет стал путеводной звездой самой яркой величины из плеяды генеалогов-родоведов.

О каких только своих земляках мне не приходилось его запрашивать! И в большинстве случаев он присылал подробный и обстоятельный ответ с начерченным от руки родословием нужной мне личности. То были и Пушкины, и Ершовы, и тобольские купцы Корнильевы, не говоря о более именитых и знатных вельможах. Ни от кого другого мне не доводилось получать столь квалифицированной и совершенно безвозмездной помощи, как от Владимира Павловича.И дай ему Бог здоровья.

Так вот, получив от меня копию архивных документов, он тут же прислал мне ответное письмо, где указал мне, что работники архива, несмотря на принятые от меня деньги за запрос,  выполнили свою работу некачественно и не по общепринятому стандарту: в их выписке отсутствовали фамилии и должности тех самых восприемников и духовенства. Мне, признаюсь, было страшно неловко писать об этом в областной архив, а потому в очередном письме я написал Владимиру Павловичу, что большого значения эти данные не имеют. Но он безапелляционно возразил: есть мировой стандарт на этот счёт, и мы, коль считаем себя серьёзными поисковиками, должны выполнять эти стандарты.

Мне ничего не оставалось, как всё же написать в архив. Ответ ждать пришлось долго. Написал ещё два или три письма, после чего лишь мне прислали запрашиваемые мной сведения в полном объёме без всяческих извинений. Что ж, они состоят на государственной службе, и вряд ли я могу как-то повлиять на них. Но хочу заверить всех будущих и недавно начавших заниматься своим родословием исследователей: каждый гражданин вправе обращаться в архивы и просить их предоставить ту или иную информацию, особенно, если ваш запрос выполняется за ваши же деньги. Они для этого созданы, и их сотрудники получают государственную зарплату, как библиотекари, врачи, полицейские. Добавлю, мне неоднократно приходилось обращаться в областную администрацию тех городов, откуда долго не мог получить запрашиваемые мной сведения. Так или иначе, но все архивы находятся в прямом подчинении у гражданских властей и просто обязаны отвечать и квалифицированно исполнять свою работу. И, знаете, помогало. Получал долгожданный ответ, хотя потом считал своим долгом извиниться перед архивным начальством за то, что писал на них жалобы. 

Исповедальные росписи

Другая не менее информативная страница, где содержатся очень важные, а иногда единственные сведения о составе семей дореволюционного периода, находится в делах духовных консисторий под названием «Исповедальные росписи». В них записаны за каждый год все члены того или иного прихода, побывавшие на исповеди. Поясню, что согласно законам того времени каждый православный человек должен был исповедоваться хотя бы раз в год. Это фиксировалась в специальных документах, хранящихся ныне в архивных фондах[2]. Так, например, в Тобольском государственном архиве в фонде под №78 находятся дела под №1, где в связке №6 хранятся «Исповедальные росписи», относящиеся к Богоявленской церкви. Все эти данные следует заносить в специальную карточку архива, чтоб заказать их для просмотра и изучения. Чтобы найти нужную фамилию, следует знать, к какому приходу они были приписаны, и терпеливо перелистать всю книгу. Обычно первыми идут семьи именитых граждан, офицеров, купцов, потом ремесленников и затем мещан и крестьян. В своих поисках мне случалось, не найдя нужной мне фамилии, просматривать за требуемый период едва ли не все приходские книги. Иногда не удавалось найти и там, тогда заказывал росписи за следующий год и всё начинал в той же последовательности. Наибольшее разочарование испытываешь, когда, потратив несколько дней, не удаётся обнаружить записей ни в одном из документов. Поскольку все члены семьи не могли скоропостижно скончаться, хотя наверняка возможен и такой вариант, то оставалось сделать вывод, что они сменили место жительства.

Опираться лишь на одни «Исповедальные росписи» ни в коем случае нельзя. Метрики с датами рождения и смерти были и остаются основным и надёжным документом, а всё остальное лишь помогает в поисках. Дело в том, что наши предки не относились к дате своего рождения и количеству лет как к чему-то важному. Праздновался День Ангела, а тому же купцу или мещанину указывать свой возраст в официальных документах не было необходимости. Потому и в «Исповедальных росписях» они порой могли на вопрос священника, сколько им лет, ответить неверно. А тот, в свою очередь, вписывал их ответ и мы, обнаружив это, не должны полностью доверяться указанной в документе цифре, а перепроверить её.

Тобольские купцы Корнильевы и их родство с царствующим домом

Как-то мне пришлось наткнуться на одну даму – Чоглокову Агриппину Степановну, которая, будучи вдовой, вышла замуж за одного из сыновей известного тобольского купца Василия Корнильева, – Якова Васильевича. Поначалу просто сделал выписку о появлении в семье Корнильевых некой Агриппины и вполне мог забыть о ней, поскольку интересовал меня именно род Корнильевых. Но потом, когда события стали разворачиваться вопреки всяческому здравому смыслу, то появился и интерес и к жене Якова. И розыски те себя вполне оправдали, поскольку открылось, что прежний муж Агриппины Степановны (в документах – Стефановны) Наум Чоглоков был одним из ближайших родственников правящей династии Романовых, и в Тобольск он попал в ссылку за немалые грехи во время правления Екатерины II. Как позже выяснил, его вполне можно отнести к плеяде русских авантюристов, которыми была так богата Россияв XVIII веке.

Начну излагать события своих архивных поисков не спеша и по порядку. Итак, семья Корнильевых проживала в приходе Богоявленской церкви и принадлежала к верхушке людей торговых и состоятельных. И хотя Корнильевы не являлись дворянами, но имели бумажную фабрику на речке Суклем и стекольную в селе Верхние Аремзяны, и приписных крестьян, на них работающих. В исповедальных росписях они чаще всего значились как фабриканты. О размахе их предпринимательской деятельности говорит хотя бы такой факт: вместе с ними в исповедальных росписях в качестве дворовых людей записано было на конецXVIII века 28 человек! Ума не приложу, где они проживали, если учесть, что всех их нужно было содержать, то есть – кормить, одевать, обеспечивать водой, дровами и всеми прочими жизненно важными элементами быта. Скорее всего, то были фабричные рабочие и их дети, родственники, которые какое-то время проживали при своих хозяевах.  

Но вернемся непосредственно к Якову Корнильеву. Если в 1800 году он сообщил на исповеди, что ему 23 года и живёт он с братом Дмитрием Васильевичем (тому 37 лет), а также детьми Дмитрия при матери купеческой вдове Марфе Ивановне Корнильевой (она шла первой в списке, как глава семьи), и той 57 лет. А уже в следующем 1801 году в тех же списках прихожан, явившихся к исповеди, значится жена Якова – некая Агриппина Степановна (Стефановна).

В метрической книге Богоявленской церкви есть запись, что 13 июля 1800года в Богоявленском приходе купец Яков Васильев Корнильев сочетался повторным браком с вдовою подполковницкой женой Агриппиной Степановной Чоглоковой.

По прошествии многих лет могу честно признаться, для меня тогда фамилия Чоглаковых абсолютно ничего не значила. Мало ли их встречается в делах, объём которых доходит зачастую до тысячи страниц. Интересовали меня, прежде всего, купцы Корнильевы. А что Чоглоковы, что Петровы?Есть - и хорошо! Но каким-то непостижимым образом фамилия  Чоглокова попадалась и много позже, словно он сам подсовывал мне то или иное дело, где имелась именно его фамилия. Нет, это не мистика, а что-то другое!

Как-то мне написала Марина Михайловна Громыко, известная исследовательница истории Сибири, доктор исторических наук, человек сугубо православный. Она очень тепло относилась к моим историческим розыскам именно с христианских позиций, заметив, что при этом упоминаются имена умерших и, скорее всего, забытых потомками людей, а это уже само по себе дело благое. Недаром в традиции православной церкви заложено поминать во время службы имена не только живущих (за здравие), но и умерших (за упокой). Конечно, священнодействием мои розыски назвать нельзя, но соглашусь, при прочтении архивных документов иногда произносил имена, там записанные, вслух, хотя чаще просто про себя. Если это дело благое, то значит Богу не противное, а уж дальше судите сами, случайно или под влиянием свыше попадались мне при просмотре документы, казалось бы, к цели моих поисков никакого отношения не имеющие.

Нещастный Наум Чоглоков

Так или иначе, но мне захотелось узнать, что за человек был муж этой самой Агриппины Степановны. Короткое упоминание о нём нашёл в дореволюционных биографических словарях, но этого мне показалось мало. И как только набрал силу Интернет, и там появились различные публикации по истории России, а иногда и документы, переведённые в «цифру», то вырисовалась подлинная судьба этого человека. И судьба, я вам скажу, очень непростая, а в чём-то даже поучительная. Таким образом, мои скромные розыски вывели меня на дорогу общероссийскую, чего явно не смог бы сделать, не займись поисками документов в Тобольском государственном архиве.

Наум Николаевич Чоглоков (в ряде документов – Чеглоков) происходил из рода древнего и именитого, но к восемнадцатому веку обедневшего. Род их восходит к выходцам из Чехии, перешедших на службу к самому Александру Невскому! В летописях довольно часто упоминаются военачальники, защищавшие границы Отечества. Чоглоком зовётся сокол с хохолком на голове. Но такое прозвище в старину давали людям вспыльчивым и задиристым, что уже говорит само за себя. Хотя, в одной из публикаций указывается, что род Чоглоковых тоже имел представителей с тюркской кровью[3].

Несмотря на ратные заслуги, постепенно род Чоглоковых обеднел, и отец Наума Николайоказался при дворе волей случая, как хороший танцор. Но ему повезло, и он женился на Гендриковой Марии Симоновне(1723-1757), двоюродной сестре императрицы Елизаветы Петровны. А предки Гендриковых были в родстве со второй женой Петра I – Екатериной. Так что дети Чоглоковых, в том числе и старший сын Наум Николаевич, выросли при императорском дворе и жили в роскоши, не испытывая ни в чём особых затруднений[4].

Однако с воцарением императрицы Екатерины II положение их изменилось, и Наум Николаевич был зачислен в чине полковника вольноопределяющимся на войну с Турцией. В боях он вряд ли участвовал, но, попав на Кавказ, в Грузию, начал строить интриги против командующего русским экспедиционным корпусом генерала ГотлибаТотлебена. Впрочем, сам генерал, отличавшийся точно такой же тягой к интригам и даже предательству, был в свое время осужден на казнь за измену, но прощён императрицей, а затем направлен в Грузию. Из дошедших до нас показаний очевидцев, Чоглоков собирался сделаться ни больше, ни меньше, как царём то ли грузинским, то ли ещё каким, за что и был арестован. Суд поступил с ним довольно гуманно и сослал на жительство в Тобольск. Но и тут он не сошёлся в чём-то с не менее задиристым, нежели он сам, губернатором Денисом Ивановичем Чичериным, и тот спровадил племянника умершей императрицы в приполярный Берёзов[5].

Мне удалось найти документ всё в тех же исповедальных росписях, где сообщается, что в 1787 году Наум Николаевич Чоглоков, записанный как «нещастный» – так в Сибири именовали всех ссыльных, – и как «бывший полковник», проживал в приходе Сретенской (Никольской) церкви вместе с законной женой Агриппиной Стефановной и престарелым слугой Гавриилом. Чуть позже совместно с ними проживала мать и тёща его – Мария Стефановна Тарашкина, вдова отставного прапорщика, вместе с двумя своими детьми. Выходит, девичья фамилия Агриппины Степановны была Тарашкина. Невольно хочется вспомнить созвучную в чём-то фамилию печально известной княжны Таракановой, неудавшейся претендентки на престол. Так что племянник императрицы Наум Чоглоков, невзирая на свои амбиции и высокое происхождение, породнился с дочерью прапорщика. Поступок по тем временам неординарный, но не нам его судить. После смерти Екатерины II Чоглоков вернулся из ссылки в Новгород, а, возможно, в одно из своих имений под надзор полиции, где вскоре и умер 6 января 1798 года.

Трудно сказать, что досталось после смерти несостоявшегося грузинского царя его законной супруге, кроме звания дворянской жены, но и его она вскоре утратила, выйдя замуж за младшего сына купцов и фабрикантов Корнильевых Якова. В те времена в Сибири не существовало не только крепостного права, но и не было особого различия между дворянами и простыми смертными, чем эта страна от прочих регионов и отличалась.   

Переменчивая Агриппина Степановна

Вернёмся в год 1801-й. Итак, наряду с прежними членами семьи Корнильевых среди них появляется жена Якова (ему 24 года) – Агриппина Степановна. Теперь она тоже  Корнильева. Но вот возраст её меня, не скрою, смутил. Ей 50 лет!!! Для меня это был своего рода шок, и долго не мог понять, как может мужчина в 24 года взять в жёны женщину в два раза старше себя. Предположил, что Яков мог быть инвалидом или вовсе умалишённым, но когда выяснились родственные связи прежнего мужа Агриппины Наума Чоглокова, то допустил и такой вариант, что Корнильевы решили породниться со знатной вдовой. Хотя до конца ответить на этот вопрос вряд ли кто сможет. 

А вот дальше самое интересное. Ещё не зная, какой сюрприз меня поджидает в дальнейшем, начал просматривать все последующие записи, поскольку меня интересовали именно Корнильевы. И что я обнаружил? На следующий 1802 год Яков показал, что ему 25 лет, а Агриппина Степановна - всё те же 50 лет. Ну, думаю, ошиблась женщина, с кем не бывает.

Смотрю за 1803 год – Марфе Ивановне Корнильевой (матери Якова) 60 лет, самому Якову – 26, а жене его Агриппине… 41 год!! Сходил за увеличительным стеклом и принялся внимательно изучать эту загадочную цифру. Нет, 41 год и всё тут. Думаю, единственное объяснение в таком случае, ошибся при записи дьячок или священник, мог не расслышать или просто перепутал.

Заказываю связку тех же росписей по Богоявленской церкви Тобольска за 1804 год. Между запросом и временем исполнения, когда дело принесут из фондов хранения, уходило обычно несколько дней. Служащие архива время от времени могли и посетовать, что их гоняют за этими делами, будто им больше заняться нечем. Дела действительно порой оказывались тяжеленными, и потому я с радостью брался помогать в их доставке. Я испытывал едва ли не суеверный трепет, оказавшись между полок, где хранились бумаги, некоторые из которых пережили и грандиозные пожары, и наводнения, и смену режимов, и жару, и сибирский холод. Ощущение ни с чем не сравнимое! Хорошо понимаю археологов, извлекающих из земных пластов древнюю утварь, а то и людские захоронения из тех далеких эпох… 

Эти несколько дней, пока ждал новые папки, чего я только не передумал о загадочной Агриппине Степановне. Словно то была моя возлюбленная, чьи следы были мной по недоразумению нечаянно утеряны, а тут вдруг забрезжила возможность встретиться с ней вновь. Когда наконец-то толстенный том «Исповедальных росписей» за 1804 год положили передо мной на стол, дрожащими руками развязал тесёмки, заглянул в лист прежних пользователей и обнаружил, что до меня, не считая архивных служащих, проводящих когда-то его регистрацию, никто его не открывал, и, тем более, «моей» Агриппинушкой не интересовался. Ну, прямо Колумб, первым увидевший полоску земли!

Нахожу нужную страницу и читаю: Марфе Ивановне 61 год, старшему её сыну Дмитрию – 41, Якову 27, а жене его Агриппине Степановне 42 года. Никакой ошибки быть не могло. Цифры написаны чётким разборчивым почерком, и служители церкви ошибиться или не расслышать её возраст никак не могли.

Дальше пошло, как по накатанному: в 1805 году – Якову 28, а жене его Агриппине – 43 года. В 1806 году –  Якову – 29, Агриппине – 44. В 1807 году – Якову – 30, жене его – 45 годков. В 1808 году – Якову – 31, Агриппине – 46 лет. В 1809 году – Якову – 32 года, а имя Агриппины … в записях отсутствует. Забеспокоился, словно о живом человеке, уж не умерла ли она? Если верить самой первой записи, ей должно быть уже немало лет, вдруг да ушла, не попрощавшись, в мир иной. Но в записях за 1810 год Агриппинушка присутствовала и честно показала свой возраст – 48 лет, тогда как Якову исполнилось 33 годика. И за 1811 год ей, согласно своим собственным неведомым нам подсчётам исполнилось очередные 49 лет, а Якову – 34.

Я бы на его, мужнином месте, идя навстречу пожеланиям любимой жёнушки, уж точно накинул бы себе лет этак десять, коль для неё вопрос возраста был столь принципиален. Но он почему-то на такой подлог, а можно поставить вопрос иначе – подвиг! – не решился и продолжал жить, как все окружающие, упорно указывая свой истинный возраст. Точно, мы, мужчины не в состоянии понять и оценить женские усилия по сохранению их поминутно уходящей молодости. Ну, как их можно не любить после таких вот вполне безобидных ухищрений в борьбе с неумолимой природой. Одно слово – женщины со всеми их недостатками и достоинствами…

Имя Агриппина, как явствует из словаря, произошло от мужского фамильного имени Агриппа. Так, Плиний Старший утверждал, что это довольно древнее имя, и его обычно давали детям, выходившим из материнского чрева вперед ногами! Вот те на… Значит, наша героиня вполне оправдала данное ей имя? Она вела себя ни как все другие и шла наперекор предназначенного ей судьбой пути. У ней, как и положено, всё наоборот! По крайней мере, с возрастом. И, хотя не очень верю в магическую силу имён, и все, что с ней связано, читателям своё мнение навязывать не хочу и не буду. Однако наш случай с Агриппиной Степановной, хотим мы того или нет, иначе и объяснить невозможно.

Вернёмся к архивным розыскам. Мы вплотную подошли к 1812 году, началу доблестной войны с Наполеоном и пришедшей с ним в Россию многоязычной армией в полмиллиона человек. А что же наша Агриппина Степановна? Как она проявила себя в общенародной борьбе? Проявила! И ещё как!!

В записях всё той же Богоявленской церкви за 1812 год в семье Корнильевых значатся: Марфа Ивановна –  69 лет, её старшему сыну Дмитрию Васильевичу – 49 лет, Якову Васильевичу – 35 лет, а Агриппине Васильевне.… Вот ведь ни за что не догадаетесь! И я бы не догадался, если бы не довёл своё расследование, которое лично меня никаким боком не касалось, до его логического завершения. Да и записей за последующие годы в архиве могло не оказаться. Или бы пришлось вдруг заняться какими-то своими более важными на тот момент делами. И, выходит, изменил бы своей вновь явленной привязанности в лице безвестной мне Агриппины Степановны, урождённой Тарашкиной, дочери сержанта. Но дела за последующие годы оказались в полной сохранности, и записи на нужной странице не залиты водой, не пострадали от времени, а вполне объективно и непредвзято хранили на пожелтевших от времени листах информацию, которой на сегодняшний день набежало двести с лишним лет. Признаюсь, ждал чего-то этакого от своей героини, помнить о которой буду наверняка ещё очень долго и каждый раз улыбаться, и ожидания мои оказались вполне оправданными.

Вот только интересно, думала ли она о том, что какой-то любопытствующий субъект сунет свой нос в её личные дела, в результате чего они станут достоянием гласности, как было принято говорить в те перестроечные годы, когда и велось моё затянувшееся на долгий срок расследование. Вряд ли Агриппина Степановна задумывалась на этот счёт. Её заботы в то время были совсем о другом: а что скажут окружающие её люди, узнав о такой разнице в возрасте между ней и мужем? Видимо, для неё это было необычайно важно, коль она пустилась на подлог, подчеркну, после исповеди(!), то есть покаяния в своих больших и малых прегрешениях, и подлог ни перед кем другим, а перед Матерью-церковью. Вот что значит для женщины – назвать свой возраст. И батюшки, наверняка знающие, сколько ей лет на самом деле, потворствовали в том и, затаив в бороде усмешку, записывали названную ей цифру. Кому от этого худо? Главное, чтоб все были довольны, а уж Бог, Он за такую малость точно простит.… Но не будем томить читателей по поводу того, какой вклад внесла наша героиня в ополчение против иноземного нашествия. Да и читатели, наверняка догадались, какой именно вклад она могла сделать. Да, всё верно, в 1812 году Агриппина Степановна вновь помолодела, и против её имени указан возраст ровно 40 лет!!! Достойный вклад сибирских женщин в победу над врагом. Вот вам, французы, получайте подарок из Сибири!

Скажите, разве могут европейские вояки справиться с таким народом, у которого женщины молодеют, а не старятся каждые десять лет? Неувядаемая нация! Без всяких лекарств и подтяжки морщин, словно по мановению волшебной палочки. Мужчины, те имеют право на старость, а женщины должны всегда оставаться молодыми. Пусть не совсем молодыми, но разве 40 лет это возраст? Еще и парочку детей родить можно, коль очень захотеть. Сейчас подобных примеров сколько угодно. Жаль, что Агриппине Степановне не пришла в голову такая мысль. Впрочем, потом обнаружил её довольно часто участвующей на крестинах младенцев разного пола в качестве крёстной матери. Так что и там она преуспела. Я бы с удовольствием соорудил ей памятник с красноречивой подписью: «Нестареющей женщине-сибирячке». Может, кто-нибудь и додумается, и будет стоять у Дворца бракосочетаний или напротив роддома подобный монумент в бронзе со ссылкой на нашу героиню. Даже если и без ссылки, то всё одно – хорошо!

Пора заканчивать нашу далеко самую не печальную повесть о семействе тобольских купцов Корнильевых, жизнь которых была, должно быть, совсем не скучной. Особенно после того, как среди них появилась такая ярчайшая звезда в лице Агриппины Степановны, побывавшей замужем за одним из многих российских авантюристов – Наумом Чоглоковым. Может, от него она получила бациллу неуспокоенности, свойственную далеко не каждому человеку? Так ли это важно? Она оставила пусть небольшой, но свой след в истории, наверняка не думая о том.

А теперь перенесёмся в год 1813-й. Купецкой вдове Марфе Ивановне исполнилось 70 лет, Дмитрию Васильевичу – 50, Якову Васильевичу – 36, а его любезной жёнушке – 41 годик. Чего и следовало ожидать. Остановиться она просто не могла и почти сравнялась в возрасте со своим мужем. Всё остальное не так важно. Своего она добилась. Теперь не стыдно и честным людям в глаза смотреть, никакого неравенства или там дискриминации.

Хотя наверняка такого слова Агриппина Степановна и не слышала. А если бы услышала и ей объяснили, что оно значит, то несказанно удивилась: какая такая дискриминация? У нас полное равенство! Ещё чуть десять лет и она может оказаться даже моложе собственного мужа. Дело занемногим, прожить ещё десятилетие и показать всё тот же возраст – 40 лет!

Ох, как мне хотелось хоть одним глазком глянуть на эту госпожу Чоглокову-Корнильеву, урожденную Тарашкину. Но такой возможности у меня, к сожалению, не имеется. И её портрет, если он вообще существовал, не дошёл до нас. Зато в семье Менделеевых сохранился портрет старшего брата Якова Васильевича, Дмитрия. Его дочь Мария Дмитриевна вышла замуж за учителя Ивана Менделеева, появившегося в Тобольске в первые годы девятнадцатого века. И потом стала матерью 17 детей, выжили из которых 14. А её любимцем был последыш–Дима, известный нам как учёный с мировым именем – Дмитрий Иванович Менделеев. Он продолжил род Корнильевых и оправдал его незаурядность. Но не будем откланяться, а вернёмся к нашей героине.  

Увы, но продолжения повести об этой, на мой взгляд, тоже далеко незаурядной женщине не последовало. Повествование обрывается на самом интересном месте – на 1814 году. В исповедальных росписях за этот год нет упоминаний ни о купецкой вдове Марфе Ивановне, ни об её младшем сыне Якове, ни о жене его Агриппине. Просмотрел документы почти за десять лет вперед вплоть до 1824 года, но Корнильевых нигде не обнаружил.

Зато за 1814 год есть записи о явившемся к исповеди фабриканте Дмитрии Васильевиче Корнильеве в возрасте 51 года, а так же об его зяте  титулярном советнике Иване Павловиче Менделееве (31 год) и его жене Менделеевой Марии Дмитриевне (23 года); их дочери Марии(3 года),  и дворовых при них – 21. А вот все другие члены семьи, упоминавшиеся ранее, увы, отсутствуют. Нет ни Марфы Ивановны, ни Якова Васильевича, ни Агриппины Степановны. И в дальнейшем никаких записей о них в документах Тобольского архива найти не удалось.

Мне не хотелось прекращать их поиски. Если умерли, то найти хоть запись о смерти. Потому отложил исповедальные росписи и начал пролистывать год за годом метрические книгиБогоявленской церкви, в надежде отыскать хотя бы дату их смерти, но не нашёл на этот счёт ничего... Посмотрел записи за ближайшие годы по ВерхнимАремзянам и бумажной фабрике на речке Суклемке – нет! Пролистал все другие городские приходы, но результат тот же. Агриппина Степановна вместе с мужем и его матерью исчезли. Да, неожиданно появилась она в моей жизни  и столь же неожиданно исчезла. Это тоже женская особенность – исчезать тогда, когда им заблагорассудится, и никого о том не извещать. Принимай ихтакими, какие есть. На то они и женщины. Что тут ещё можно сказать?

Можно предположить, что навряд ли в 1814 году в Сибири случилась неведомая нам эпидемия и выкосила подряд нескольких членов семьи, которые до того умирать никак не собирались. А может быть, они переехали в другой город? Наткнулся в документах, что в  городе Таре жил кто-то из рода Корнильевых. Сделал запрос. Ответ не обнадёживал: ничего не найдено. Тоже самое в Омске и Тюмени. А дальше … широка страна моя родная….

После долгих поисков понял, что всё бесполезно, и дальнейшие розыски своей героини на этом прекратил. Остаётся одна надежда, что какой-нибудь исследователь наткнётся на этот славный род и опубликует свои записи. А потом волей случая они попадутся мне на глаза, и я смогу закончить свою короткую повесть. Но, может, так, как вышло, даже и лучше? Почему-то уверен, что эта женщина-загадка, будь на то её воля, захотела бы, чтоб её история осталась неразгаданной. Так зачем ей в этом мешать? Пусть так и будет, как распорядилась сама история. Повесть окажется незаконченной, но с довольно оптимистическим концом, когда каждый её читатель может сформулировать свой эпилог в том свете, как он его увидит. Недаром девятнадцатый век считается веком зарождения романтизма, и для меня его романтический флер очень подходит – героиня скрылась в дымке веков, а её шлейф, обвивающий модную шляпку, развивается уже два века, напоминая о ней…  

Иван и Марья Менделеевы и их тобольское воссоединение

Это далеко не все сведения о роде купцов и фабрикантов Корнильевых. Дал лишь выборочно отдельные места из своих выписок о них и сделал акцент на возрасте, который в те давние времена никто не считал чем-то обязательным и указывался многими произвольно. То одна ветвь, пошедшая от одного из нескольких братьев – Василия Яковлевича Корнильева. Именно на его печатном станке издавался первый в Сибири журнал со странным для сегодняшнего уха названием «Иртыш, превращающийся в Иппокрену»[6]. К нему от старшего брата перешла и стекольная фабрика в селе Верхние Аремзяны, которой долгое время управляла мать Д.И. Менделеева, а сам Дима провёл там в детстве не одно лето. Считается, что именно там он впервые увидел использование различных химикатов при выделке стекла, что и способствовало его выбору стать в дальнейшем химиком. Если о самом учёном написана масса книг, то о его родителях известно достаточно мало. А как с этим «бороться»? Лишь открыв новые документы, изучив их жизнь и тем самым способствовать уменьшению белых пятен.Потому считаю своим долгом привести впервые выявленные мной документы о них, которые до этого нигде не публиковались. Посвятить этому отдельную книгу не представляется возможным, а вот поместить наряду с другими достаточно значительными документами вполне уместно.

Начну с того, что приведу полностью брачную запись о венчании Ивана Менделеева и Марии Корнильевой в том виде, в каком она имеется в «Метрической книге» Богоявленской церкви Тобольска.     

«23 июля 1809 года в приходе Богоявленской церкви венчан иереем ЕфимиемМорковитиным Тобольский гражданский учитель Иван Павлов Менделеев купца Димитрия Корнильева с дочерью девицей Марией первым браком при диаконе ВасилиеЛепёхине и при причётниках Афанасии Ситникове и Александре Морковитином.

При сём браке были поручатели: тысяцкой[7] титулярный советник Иван Андреев Набережник и потяжанин[8] гражданский учитель Семён Гаретовский»[9].

Марии Менделеевой было на момент замужества 18 лет, мужу её, Ивану Павловичу – 27.Следовательно, год его рождения –  1782-й, а Марии Дмитриевны – 1791-й. Всё правильно, первая запись о семействе Корнильевых, которую мне удалось обнаружить в фондах Тобольского архива, относится к 1792 году, где возраст Марии указывается один годик. Таким образом, разница в возрасте во вновь образованной семье Менделеевых - 9 лет. Уже в 1811 году у них появится первая дочь Мария. 

Прошу обратить внимание начинающих исследователей, что каждый документ, который вы в дальнейшем намереваетесь использовать, должен иметь ссылку, где обязательно указывается: название (обычно сокращённое) архива, затем номер фонда, дела и страницы, где размещён документ. Об этом уже указывалось чуть ранее, когда рассказывал, как следует заказывать дела в архивах. Каюсь, из-за нехватки времени делал выписки со ссылками на номер фонда и дела, а тем более страницы, не всегда, поскольку в то время не придавал особого значения работе, которой занимался. Да и не все любители-родоведы послушаются моего совета, уж слишком хлопотное занятие, но тот, кому это действительно необходимо, научится - дело несложное.

 А сейчас мне хотелось на примере семьи Менделеевых рассказать о других документах, которые вместе со всеми другими собранными сведениями помогут вам составить представление о ваших предках. Речь идёт о долговых расписках, повышению по службе, которые вроде бы прямого отношения к родословным делам не имеют, но … позволяют судить о карьерном росте и благосостоянии людей, историей которых вы интересуетесь.

Мной уже был приведён акт венчания Ивана и Марьи (прямо как сказке) Менделеевых в 1809 году. Жить они начинают отдельно от семьи Корнильевых. При них проживает прислуга из двух человек из числа приписанных к стекольной фабрике крестьян. Жили они в том же приходе, что и отец Марии, а это на тот момент был самый дорогой и престижный район Тобольска. Купить дом или снять там квартиру они вряд ли могли на жалование учителя гимназии. Скорее всего, то были квартиры для учителей и, надо думать, холостых, находящиеся рядом со зданием и содержащиеся за счёт учебного заведения. Но после рождения в 1811 году дочери, кстати, тоже Марии, они снимают или перебираются в другой дом. И здесь, как и у всех нас сегодня, возникает вопрос оплаты за жильё. Напомню, что, описываемые события происходят в преддверии войны с Наполеоном. И тогда Иван Павлович вынужден занять деньги, но не у частного лица, а в государственной структуре, название которой для человека не сведущего в истории будет не очень-то понятным. Это так называемый Приказ общественного призрения[10].

Создание такого ведомства можно назвать первой попыткой государства решать накопившиеся в стране социальные вопросы, которых ранее правительственные структуры вообще не касались. В нём же имелся благотворительный фонд, который пополнялся не только за счёт вносимых в него пожертвований, но и посредством выдачи денег под проценты при внесении взамен определенного залога. Вот Иван Павлович и решился обратиться к его услугам, заложив имеющиеся у него в наличии ценные вещи.

Непредвиденные обстоятельства семейного быта

В Тобольском архиве находится специальный фонд, где хранятся дела данного учреждения под номером №355. Приведём выписки из него, относящиеся непосредственно к теме нашего исследования. Дело было начато 8 августа 1812 года и закончено 13 мая 1714 года, когда Иван Павлович сумел наконец-то внести все взятые им в долг деньги[11]. Оно так и называется: «Прошение титулярного советника Ивана Менделеева о выдаче ему заимообразно денег 400 рублей впредь на три месяца 1812 года».

   А вот текст самого прошения:

«Покорнейшее прошение.

По стечению домашних обстоятельств нужно мне денег четыреста рублей; известно же мне, что оный приказ выдаёт свои суммы из процентов. Поэтому и прошу покорнейше приказ обществу придержать написанною суммою меня на три месяца одолжить по залог: золотой табакерки в 20 (двадцать) золотников; крупного жемчуга в 6 (шесть с половиной) золотников и золотого креста в 3 (три) золотника. Следующий от суммы процент прошу удержать при выдаче. К сему прошению титулярный советник Иван Менделеев руку приложил.Августа 8 дня 1812 года».

Ниже стоят подписи оценщиков, где табакерка оценивается в 200 руб., жемчуг в 260 руб. и крест в 30 руб., всего на сумму 490 руб. Менделееву выдают на три месяца 400 рублей. Тут же указан процент, который будет удержан из суммы – 1 рубль 33 и ¼ коп.

   То есть через три месяца, а именно, 8 ноября этого же года он должен вернуть полученную сумму плюс проценты. Ещё раз напомню, война с Наполеоном в самом разгаре и 26 августа по старому стилю (7 сентября) произойдёт знаменитое Бородинское сражение. Но в тихом и мирном Тобольске она, судя по всему, не особо ощущается.  Однако за такой короткий срок деньги на столь значительную по тем временам сумму ему найти не удалось и,  просрочив срок платежа на несколько дней,  Менделеев 13 ноября просит отсрочки ещё на четыре месяца, соответственно с ростом процентов. Проходит ещё полгода, но денег вернуть долг у него так и нет. Не знаю, можно ли было оставить сданные под залог ценности в счёт невыплаченного долга, позволяли ли совершить такую сделку правила Приказа общественного призрения, но Иван Павлович этого не делает. А 30 апреля 1813 года он пишет еще одно прошение об отсрочке на год: «…поелику же ныне в наличии не имею оного количества денег, по причине непредвидимых и непредполагаемых мной обстоятельств…»

   Возвращён этот долг был 13 мая 1814 года. Проценты составили 15 руб. ¾ коп. Трудно сказать, какие денежные затруднения вынудили Менделеева пойти на такой шаг. Закладывать личные вещи унизительно для любого. Может, с рождением дочери пришлось сменить квартиру на более обширную и соответственно более дорогую. Трудно сказать.

«1814 года мая 13-го дня заложенные в Тобольский Приказ Общественного презрения вещи, состоящие из золота и жемчуга, и обязательство, получил титулярный советник Иван Менделеев».

При расчёте, что один золотник равняется 4,26 г, Иван Павлович сдал вещи с общим весом в 29 золотников, то есть123,54 г. Если мы попытаемся понять, в какую сумму были бы оценены эти вещи в наше время, то следует  123,54 г умножить на цену одного грамма золота на ежедневно проходящих торгах.Точной цифры мы не узнаем, поскольку неизвестно, какой пробы было то золото, но, думается, не ниже современной 850-й. А у него цена одного грамма в ломбарде (на торгах выше) составляет около 1253 руб. Умножаем на 123,54 г и получаем 154 796 рублей. То есть, получается, по сегодняшним меркам приличный дом, а тем более благоустроенную квартиру на те деньги купить было невозможно. Значит, всё ушло на сугубо бытовые расходы? Вот и ответ на вопрос – быт наших предков был для честно зарабатывающего своё государственное жалование человека столь же обременительным, как и для нас с вами. Единственное объяснение того кризисного состояния, в котором оказалась молодая чета Менделеевых при достаточно состоятельном отце невесты, - взлёт цен в связи с начавшейся войной с французами.

   И ещё одна небольшая ремарка по этой семье – в 1814 году вместе с Менделеевыми в исповедальных росписях значится «тесть его фабрикант Дмитрий Васильевич Корнильев – 51 год». И ни одного человека дворовых. Напрашивается вывод, что, видимо, и фабричные дела обстояли не очень. А за 1815 год мне не удалось найти ни в одной из городских церквей записей, касающихся семьи Корнильевых или Менделеевых. Значительно позже, занявшись изучением дел, касающихся непосредственно служебной деятельности Ивана Павловича Менделеева, хранящихся в Национальном архиве Татарстана, узнал, что он в 1815 году получил назначение на должность директора гимназии в Тамбов, затем Пензу и лишь через 13 лет их семья вернулась в Тобольск.

   Приведу выписки на этот счет опять же из Тобольского архива на этот счет. 1828 год: «Директор Тобольской гимназии Коллежский Асессор Иван Павлович Менделеев – 48 лет, его жена: Мария Дмитриевна – 39 лет, дети их: Ольга – 14,  Екатерина -12, Апполинария – 9, Елизавета – 6, Иван – 5, Мария – 1 год. Тесть его Дмитрий Васильевич Корнильев – 66 лет. Дворовые: девка Татьяна Иларионова – 20 лет, девка Марфа Петрова – 15 лет».

Как видим, тесть И.П. Менделеева уезжал из Тобольска вместе с семьёй дочери и с ней же вернулся обратно. Это лишний раз подтверждает, что родственников в живых у него никого не осталось. С его смертью род Корнильевых по мужской линии из числа тех, кто проживал в Тобольске, прервался. Остался его сын Василий, но он уехал в Москву, где и жил до смерти и после себя наследников мужского пола тоже не оставил.

А вот и акт о его смерти: «1830 года дня 2 ноября мещанин Дмитрий Васильевич Корнильев 79 лет умре от старости с покаянием. Похоронен на общем кладбище». Интересная формулировка: умер от старости! Понимай, как хочешь. Очередной пример, когда возраст человека в метриках указан ошибочно. Если взять более ранние данные из исповедальных росписей, то получается, что родился Дмитрий Васильевич в 1763 году. Следовательно, в 1830 году он умер в возрасте 67 лет! И ещё хочется пояснить фразу «похоронен на общем кладбище». Дело в том, что до петровских реформ захоронения по православной традиции как в городах, так и в сельской местности, производились возле приходских храмов. В Тобольске хоронили усопших возле храмов вплоть до начала XX века. Но со времен указа Екатерины II о строительстве в Завальной церкви специального храма и отведении участка под кладбище(оно и стало «общим») хоронить близ приходских церквей стали значительно реже и в большинстве своём духовенство. Так что Дмитрий Васильевич Корнильев похоронен на Завальном кладбище и, скорее всего, согласно традиции, рядом со своими предками.

Можно предположить, что более поздние захоронения семьи Менделеевых (Апполинарии и Ивана Павловича) были произведены рядом с родовыми захоронениями Корнильевых. Но после варварского разграбления «господских могил» воинствующим пролетариатом и снятия кладбищенских чугунных плит с последующей сдачей их на металлолом, уничтожения чертежей с планом Завального кладбища, сотни, если не тысячи могил стали безвестными. И вряд ли нам удастся сказать на этот счёт что-то более определённое.

Гавриил Степанович Батеньков – загадка рождения

Другая довольно занимательная и даже в чём-то поучительная история, которую мне хочется обстоятельно изложить, это элемент случайности, приводящий зачастую к выяснению чего-то ранее вам неизвестного и даже, если хотите, к микро открытиям. Не знаю, возможны ли в наши дни макрооткрытия, как, к примеру, открытие Колумбом Америки. Но случай с Колумбом как раз относится к тем примерам, когда ищешь одно, но открываешь что-то совершенно другое, но тоже довольно важное. Пусть не для мировой науки, но хотя бы для вас лично.

А всё происходило вполне обыденно и повседневно. Как уже писал ранее, пролистывал том за томом исповедальные росписи, желая выявить все записи, связанные с семьёй Корнильевых. Добрался до списков Сретенской церкви, которая в наши дни известна больше под названием Пятницкой. Это довольно распространённый случай, когда в одном веке храм носил название, допустим, Преображенского, а затем он по ряду причин стал именоваться как-то иначе. Так вот, среди прочих прихожан мне бросилась в глаза фамилия Батеньковых.

Гавриил Батеньков являлся единственным декабристом из числа сибиряков. Причём после ареста судьба его сложилась довольно трагически: он двадцать лет (с 5 июля 1826 по 31 января 1846 года) провёл в заключении в Петропавловской крепости. Один из всех арестованных мятежников! Остальные после непродолжительного ареста были направлены в Восточную Сибирь или в иные «места не столь отдалённые». И хотя никогда не относил себя к почитателям тех давних событий, из которых советские идеологи соорудили культ для поклонения и почитания, но тут случай совершенно особый. Он родился в Тобольске, и этим все сказано. Мне захотелось узнать о Гаврииле Батенькове как можно больше.

Просмотрев энциклопедические издания и специальные, посвящённые декабристам, пришел к выводу, что все они довольно противоречивы, и точными датами и именами о детстве и юности Гавриила не располагают. Нашёл книгу его собственных воспоминаний. И удивился ещё больше: Гавриил Степанович писал какие-то совершенно фантастические воспоминания, которые и легли затем в его биографию, неоднократно воспроизведённую десятками исследователей его жизни. Не могу судить о том состоянии, в котором находился вышедший после двадцати лет одиночного заключения человек, но они совершенно, подчеркиваю – совершенно не соответствовали тем фактам, что были обнаружены на основе изучения данных, хранящихся в фондах Тобольского архива.

Совершенно не желаю кого-то обличать, разоблачать и обвинять в пристрастности, но для начинающих поисковиков хочу ещё раз дать добрый совет – все данные необходимо брать лишь на основе архивов с подробными ссылками на фонд и номер дела. Иначе вы попадете на скользкую дорожку тех, кто пользуется чужими материалами, не удосужившись их проверить. Уже гораздо позднее, когда опубликовал обработанные мной материалы о Г.С. Батенькове в нескольких популярных изданиях, хотел что-то уточнить об очередном «своём герое». Открыл Интернет, набрал его фамилию и тут же обнаружил свежие публикации различных авторов, где мои данные уже смело вошли в несколько статей и даже биографических сборников. И что вы думаете? Их авторы удосужились перепроверить приведённые мной данные? Зачем, они просто их использовали, и лишь один сделал ссылку на мои исследования, представив события в выгодном для его точки зрения свете. И что после этого? Подавать на них в суд, писать опровержения? Они же понятия не имели, сколько дней мне пришлось провести, листая пыльные дела и по крупицам выискивая новые для  меня (и, как оказалось, не только для меня) сведения. Это не значит, что не стоит публиковать найденные вами материалы. Наоборот, чем скорее вы это сделаете, тем больше обезопасите себя от очередных фантазёров и компиляторов. И не стоит обращать внимания на подобные заимствования (слово «воровство» сказать не решился), тем более, сейчас, когда скопировать чужой текст и выдать за свой преступлением не считается. Просто не обращайте на таких авторов-плагиаторов внимания. И пытайтесь, насколько это возможно, отделять правду от вымысла. Пусть не сразу, но с годами вы этому научитесь.

Итак, в духовных росписях (другое название исповедальных росписей) за 1802 год прихода Сретенской церкви с пометкой «военные» имеется следующая запись:

«Прапорщик Стефан Герасимович Батеньков – 68 лет,

жена его Анастасия Андреевна – 34 года,

дети их: Гавриил – 8 лет, Пелагея – 1 лет.

У них живет мещанин Андрей Иванович Прянишников – 64 года,

жена его Матрёна Михайловна – 60 лет.

Дворовые их люди:

вдова крестьянская Христина Патрикеева – 42 года,

дети её: Михаил – 20 лет, Екатерина – 18 лет.

У них живут: вдова мещанская Евдокия Назаровна Прянишникова – 66 лет,

мещанин Михаил Иванович Руковишников – 35 лет,

жена его Мария Фёдоровна – 23 года».

И внизу приписка: были у исповеди 4 марта 1802 года. Поясним, что праздник Пасхи (Воскресение Христово) был в тот год 25 апреля, а на исповедь принято было ходить до неё, чаще в Великий пост или перед ним. Тогда и делались записи.

   Как видим, указаны имена с отчеством отца и матери Гавриила, их возраст, а также записана его сестра Пелагея. И хотя Степан (Стефан) Герасимович был всего лишь прапорщик и явно не дворянин, но у него были дворовые люди, что, по сути дела, приравнивало их к крепостным. И, что самое главное, мы можем хотя бы предположительно определить год рождения известного тоболяка-декабриста.

Читающий эти строки наверняка спросит: «А что, неужели ранее эта дата была не известна? Как же тогда писались многочисленные биографии о нём? Это же так просто – открыть церковные метрики и узнать день и год его рождения»! Оказалось, не очень-то и просто. Так, в 1989 году в Иркутске начался выпуск серии книг «Полярная звезда», посвящённых личностям легендарных декабристов. Был среди них и Г.С. Батеньков. В первом томе вышеназванной серии «Сочинения и письма Г.С. Батенькова» во вступительной статье некто А.А. Брегман пишет:«Гавриил Степанович Батеньков родился 28 марта 1793 года в г. Тобольске. Он был двадцатым ребенком у шестидесятилетнего отставного обер-офицера Степана Батенькова. Имени матери установить не удалось, но известно, что она была из мещанско-купеческого рода сибиряков Урванцевых. Отец декабриста женился на ней после смерти первой жены».

Отчасти с автором этого текста можно согласиться – имя отца ему довольно легко удалось установить по отчеству самого Гавриила, то есть Степан, а вот имя матери Анастасии Андреевны - нет. А почему? Действительно, во всех биографиях Г.С. Батенькова отсутствуют даты смерти родителей и имена братьев и сестёр. Как будто их совсем не было. При этом Гавриил Степанович в своих автобиографических заметках писал на этот счёт, что был он в семье «двадцатым ребенком»!!! Как же так? Где остальные девятнадцать человек? Но самое любопытное, что все биографы  называют разные даты его рождения: одни 23, другие 26, а некоторые и вовсе  28 марта 1793 года.

Забегая несколько вперёд, скажу, что мне при всём желании не удалось найти в метрических книгах Тобольска ни то, что даты, а самого факта регистрации, проводившейся во время крещения Гавриила Батенькова. Нет, и всё! Просмотрел, потратив неимоверное количество времени, все приходские книги за разные годы. И ничего. Записей о крещении Гавриила Батенькова в последние XVIII века просто не существует. Если я ошибся и пропустил её, могло случиться и такое, то пусть кто-то найдёт и покажет мне эту запись. Может быть, его крестили в другом городе или селе, документы которых, честно признаюсь, не просматривал.

Давайте рассмотрим сперва без особой спешки и по порядку все архивные записи, связанные с семьёй Батеньковых, касающиеся их Тобольского периода жизни. Начнём с 1792 года, поскольку это наиболее ранняя запись, которую мне удалось выявить в Тобольском архиве. Всё тот же приход  Сретенской церкви. Год 1792-й:

«Андрей Иванович Прянишников – 56 лет,

Жена его Екатерина Михайловна – 50 лет,

Мать его вдова Евдокия Корниловна – 85 лет,

Слуга их вдова Христина Патрикеевна – 33 года,

Дети её: Михаил – 11, Екатерина – 8 лет.

Зять их прапорщик 2-го батальона Стефан Герасимович Батеньков – 52 года,

Жена его Анастасия Андреевна – 29 лет,

Дети их: Николай – 11 лет, Пелагея – 1 год».

Что мы можем узнать из этой записи? Семья Батеньковых живёт у родителей его жены – мещан Прянишниковых, поскольку Степан Герасимович указан как зять. Кроме этого, у Прянишникова живут ещё десять человек «посельщиков», квартирантов. Среди них «мещанская дочь девица Быстрова», «брат Андреев родной Алексей» с семейством, «цеховой Кропивин» с женой и тёщей, а также «ученик его цеховой Василий Истомин» и т.п.

Мы можем установить и девичью фамилию Анастасии Андреевны (матери Гавриила) – Прянишникова. Андрей Иванович и Матрёна Михайловна – её родители, поскольку в росписях указывается «зять их прапорщик 2-го батальона Стефан Герасимович Батеньков», который младше своего тестя всего-то на четыре года.  Проживают они совместно и с ними же живёт престарелая мать хозяина дома Евдокия Корниловна Прянишникова 85 лет  (1707 г. р.), которая Гавриилу приходится прабабушкой.

Отсюда не трудно установить примерные годы рождения Прянишниковых: Андрея Ивановича – 1736 г.р. и Матрены Михайловны – 1742 г. р. В более ранних документах нашлась и дата их бракосочетания (венчания).

«В 1756 году в приходе  Христорождественской церкви венчаны 12 января 1756 годапосацкий Андрей Прянишников (1 брак) с посацкого человека Михаила Чоботниковадочерью Матрёною». Таким образом, установлена и девичья фамилия бабушки Гавриила Батенькова – Чоботникова.

Попутно отметим, что фамилия Прянишниковых в Тобольске для XVIII века являлась весьма распространённой. (Сведения об этом почёрпнуты всё из той же «Переписной книги Тобольска» за 1710 год). Так, в приходе Богородицкой церкви находим: «Двор купленой отставного архиерейского сын боярского Петра Григорьева сына Прянишникова сказал себе 50 лет, у него жена Анна Степанова, дочь 50 же лет, сын архиерейской сын боярской Данило 25 лет, брат родной Алексей 60 лет».

Как видим, тесть Батенькова Андрей Иванович Прянишников был человеком довольно состоятельным, коль скоро содержал большой дом, где могло разместиться  несколько семей. Разница в возрасте между тестем и зятем была всего четыре года. А между мужем и женой Батеньковыми разница довольно значительная – 23 года! Вполне возможно, что это второй брак Степана Герасимовича, но его выросших детей с той же фамилией мной обнаружено не было. Это к тому, что Г.С. Батеньков писал, будто бы вырос в многодетной семье, где был «двадцатым ребенком у шестидесятилетнего отставного обер-офицера». Неверно и то, что отцу его было 60 лет, если принять дату его рождения – 1793 год.

Скорее всего, женился Степан Батеньков, исходя из возраста их старшего сына Николая, выйдя в отставку. А это могло быть примерно в 1780 году. В церковных записях за 1793 год в семье Прянишниковых и Батеньковых вновь родившихся детей нет. Кроме того, что на жительство к ним перебралась родственница «вдовакупецкая жена Евдокия Назаровна Прянишникова – 59 лет», а также ещё несколько подворников-квартирантов.Но и в 1794 годууБатеньковых по-прежнему двое детей: Николай – 13 лет, Пелагея – 3 года. Лишь в 1795 году среди прихожан, бывших у исповеди, указан сын БатеньковыхГавриил:«3-го батальона прапорщик Стефан Герасимович Батеньков – 55 лет,жена его Анастасия Андреевна – 32 года, дети их: Гавриил – 1 год, Пелагея – 3 года».

Поясним, что запись сделана до празднования Пасхи, которая в тот год отмечалась 12 апреля. Но нет старшего Николая, видимо, умершего. Выходит, Гавриил родился не раньше 1794 года и год рождения совсем не 1993-й, как указано во всех посвящённых ему биографических публикациях, а, скорее всего 1794-й или 1995-й.

Казалось бы, чего проще удостовериться в этом, просмотрев графу «рождение» всё в тех же церковных метриках. Но тут возникла едва ли не главная загадка биографии Батенькова, разрешить которую до конца мне так и не удалось.Решив определить на основе подлинных документов точную дату рождения Гавриила, начал просматривать церковные метрики с датами рождения и смертей прихожан Сретенской церкви за ближайшие годы. И что же я там нашёл? Всё что угодно, но имени Гавриила в семействе Батеньковых в просмотренных мной записях не было! Зато обнаружил записи о родившихся детях Батеньковых.

За 1793 год 8 февраля среди родившихся записана: «У третьего батальона у прапорщика Стефана Батенькова родилась дочь Анна. У неё были восприемники: второго батальона адъютант Пётр Ковригин, мещанина Михаила Уроткова жена его Мария Петровна».Вот те на, вместо Гавриила находим Анну! Но где же он сам?!

В 1794 году у Батеньковых ни в графе «рождены», ни в графе «умерли» никто не значится. Зато «в1795 году 25 мая 2-го батальона прапорщика Стефана Батенькова родился сын Пётр. У него были восприемники: мещанин Иван Петрович Пятков, мещанина Ивана Уроткова жена Мария».Так что имя Гавриила ни в 1793-м, ни 1794-м, ни в 1795-м годах не значится. Не удалось найти записей о смертях Анны и Петра Батеньковых, хотя их имён за 1795 год в исповедальных росписях нет. Зато в 1795 году появляется Гавриил в возрасте одного года.

Что же получается? Не крестить Гавриила просто не могли. Тогда должна быть запись об этом. Или же его окрестили в другом приходе? Но нет его за ближайшие годы и в других приходах Тобольска. Может, мать родила его вне города? Но где? В деревне? В другом городе? Вряд ли женщина в положении поедет куда-то от мужа, из родительского дома... Судя по метрикам, Батеньковы никуда не отлучались, и все эти годы безвыездно проживали в своем приходе.Но если даже предположить, что рождение Гавриила не зафиксировано по какой-то причине, что составляет один шанс из тысячи, то твёрдо можно сказать: в марте 1793 года в семействе Батеньковых никто родиться не мог. Поскольку Анна Андреевна ранее ноября – декабря не могла родить в силу законов природы, стоит к февралю (8 февраля 1793 года у нее родилась Анна) прибавить девять месяцев. То есть, ранее сентября, если ребенок родился семимесячным, или, бри благоприятных условиях – октября 1793 года Анастасия Андреевна никого при всём её желании произвести на свет никак не могла! Об этом говорит и тот факт, что за 1794 год в росписях имя Гавриила отсутствует.

Предположим совсем немыслимое – родившегося сына Петра переименовывают в Гавриила. Хотя лично мне неизвестны случаи, когда после крещения ребёнка ему вдруг через какое-то время давали другое имя.  Подчеркнём, что запись за 1795 год должна быть сделана, как указывалась ранее, до 12 апреля (празднование Пасхи). То есть, понятно, почему Пётр в не был занесён в исповедальные росписи за 1795 год.

Если мы подойдём к решению этого вопроса, принимая во внимание крёстное имя Гавриила Батенькова, то должны поинтересоваться, на какое число приходится день его небесного покровителя – Архангела Гавриила. В справочных изданиях и церковных календарях на этот счёт сообщается, что имя Гавриил дают обычно детям, родившимся в конце марта, поскольку день Архангела Гавриила празднуется во время праздника Благовещения, а он по старому стилю был 25 марта или 8 апреля по новому стилю.

На мой взгляд, тут более приемлемо другое предположение, а именно – Гавриил был приёмным сыном в семействе Батеньковых(!). А почему бы и нет? После смерти их сына Николая в 1794-1795 годах умирают двое новорожденных, семья в отчаянье... Нет никого по мужской линии, кто бы продолжил их род. Выход напрашивается сам собой – взять приёмного ребенка из другой семьи. Это мог быть кто-то из крепостных или дворовых людей, а мог быть ребёнок родственников, просто знакомых.

Понятно, что на одних предположениях не опровергнешь общепринятые истины. Но цель нашей работы показать, что с биографией Г.С. Батенькова не всё ладно, не всё подтверждается документами. А это уже многое. Возможно, кто-то из исследователей найдёт новые документы, которые и прольют свет на биографию декабриста-сибиряка. Главное – указать направление поиска.

А теперь приведу некоторые фактыо семьеБатеньковых, почёрпнутые мной из биографии Гавриила Степановича и ранее не опубликованные из  Тобольского архива.Интересно и то, что в более поздних росписях, соотнося указанный в исповедальных росписях возраст Гавриила, легко вычислить и год его рождения. Во всех случаях получается... 1793 год!

Так, в 1803 году на исповеди всё в том же Сретенском храме были:

«Стефан Герасимович Батаньков – 70 лет,

Жена его Анастасия Андреевна – 40 лет,

Гавриил – 10 лет, Пелагея – 15 лет[12]».

Прочие родственники и «посельники» мной здесь не указаны. Как видим, судя по записям, год рождения Гавриила должен быть 1793-й и приходиться на март месяц. К 1799 годуБатеньковы и Прянишниковы по неизвестной нам причине из прихода Сретенской церкви перешли в приход Андреевской церкви.

За 1804 году в приходе этой церкви Гавриил в  11 лет значится в росписи как «государев школьник»[13], ученик государственного учебного заведения. Какого именно, выясняется в записях за 1806 год, где он указан как кантонист.  Кантонистами в начале девятнадцатого века звали учеников полувоенных школ, в которых солдатских детей обучали сопутствующим военному делу профессиям. Из них выходили: шорники, цирюльники, музыканты и т.п. Кантонистские школы просуществовали в России с 1805-го по 1856 год.

В некоторых изданиях о Батенькове сообщается, что «после смерти отца Батеньков был определён в Военно-сиротское отделение Главного народного училища». В Тобольске в начале XIX столетия была открыта геодезическая школа, помещавшаяся в здании Главного народного училища. В одном из дореволюционных изданий упоминается, что некоторое время военно-сиротское отделение из-за отсутствия собственного помещения также размещалось в здании Главного народного училища[14]. То есть, Главное народное училище и военно-сиротское отделение лишь размещались в одном помещении, но при этом подчинялись разным ведомствам. Нигде не говорится о том, что Гавриил Батеньков закончил именно геодезическую школу, поскольку документов на этот счёт не сохранилось. Знания геодезии могли ему пригодиться во время военной службы, когда  после окончания в 1812 году 2-го кадетского корпуса в Петербурге и получения чина  прапорщика он был зачислен в 13-ю артиллерийскую бригаду, участвующую в разгроме французской армии. И после своей отставки из армии Батеньков, надо полагать, далеко не случайно поступил в Институт Корпуса инженеров путей сообщения, где и получил звание инженера 3-го класса[15].

Не совсем верно и утверждение биографов Батенькова, где говорится, что «После смерти отца Батеньков был определён в военно-сиротское отделение Главного народного училища», поскольку Стефан Герасимович Батеньков умер около 1808-1809 года, а Гавриил уже с 1804 года числится как «государев школьник». Таким образом, исследователи жизни и деятельности сибиряка-декабриста довольно поверхностно изучили его биографию, прибавив к имеющимся уже белым пятнам другие. Но обратимся к более ранним записям, когда Гавриила ещё не было на свете.

Мной не была установлена точная дата и причина смерти отца Гавриила Степановича, но в исповедальных росписях после 1809 года имя отца Батенькова не упоминается, а мать значится как «вдова прапорщицкая Анастасия Андреевна Батенькова – 45 лет». Следовательно, Степан Герасимович скончался в 1808 или 1809 годах. Там же упоминается, что с Анастасией Андреевной проживают «дети её:  кантонист Гавриил – 16, и Пелагея – 19 лет».

В 1811 году Гавриил последний раз записан как побывавший на исповеди в Тобольской приходской церкви. После среди прихожан имя его не встречается: «Умершего прапорщика Стефана Батенькова жена Анастасия Андреевна – 40 лет; Гавриил – 17 лет, Пелагея – 19 лет; мать её вдова мещанская Матрона Михайлова Прянишникова – 65 лет; отпущенница их девица Екатерина Фёдорова – 24 года». Если вычислить год рождения Гавриила, исходя из того, что в 1811 году он указал, что ему 17 лет, время его рождения он приходится на 1794 год.

После отъезда Гавриила на учёбу в Петербург в Тобольске остались его мать Анастасия Андреевна Батенькова и сестра Пелагея. Батенькова Пелагея Степановна между 1814 и 1815 годамивышла замуж за мещанина Старцева. Об этом говорит следующая запись за 1815 год:«Анастасия Андреевна Батенькова – 44, вдова прапорщика; зять её мещанин Пётр Григорьевич Старцев – 23; жена его Пелагея Стефановна – 23 года». А в 1816 году муж Пелагеи Пётр Григорьевич Старцев уже значится, как вдовец. То есть единственная сестра Гавриила умерла. Детей, судя по всему, у неё не было.

Удалось мне отыскать и дату смерти матери Батенькова, но уже в другом приходе. 13 февраля 1819 года в приходе Богородице-Рождественской церкви «вдова поручица Анастасия Андреевна Батенькова 46 лет умре». (Почему поручица, совершенно непонятно). И в графе, где указывается причина смерти, короткая запись – чахотка. Она была похоронена на городском Завальном кладбище. Могила её, как и многих тоболяков, погребённых до 1917 года,  неизвестна. А церковь Рождества Богородицы, в которой отпевали одинокую женщину, оставленную сыном-мечтателем, похоронившую многих детей, после революции разобрали на кирпичики. А из кирпичиков тех сложили городской детский сад №1. И вряд ли посещавшие его дети, да, думается, и их родители, знали, где подрастало молодое постреволюционное поколение. В те годы интересоваться историей своей Родины было занятием небезопасным. 

На этом заканчиваю изложение архивных выписок, касающихся семьи и загадки происхождения нашего незаурядного земляка. Но архивы  - далеко не единственный источник данных для исторических розысков по своей родословной. Приведу другой пример, касающийся все того же Г.С. Батенькова, когда для этих целей можно использовать личные документы интересующей вас личности. К ним, прежде всего, относятся письма Гавриила Степановича, находящиеся на хранении в Российской национальной библиотеке, архивах Томска и других фондах. (В альманахе «Полярная звезда» было опубликовано 207 документальных свидетельств из эпистолярного наследия Г.С. Батенькова)[16].

К сожалению, из довольно многочисленной подборки документальных свидетельств эпистолярного жанра, к Анастасии Андреевне в Тобольск любящий сын потрудился отправить всего лишь одно письмо, которое датируется  25 ноября 1813 года. Отправлено оно из Дармштадта, где Батеньков в то время находился со своей частью на отдыхе после знаменитого сражения с войсками Наполеона под Лейпцигом. Может быть, были и другие, но до нашего времени они не дошли.

Начинается письмо таким обращением: «Милостивая госпожа матушка!», и далее сын описывает свои впечатления о последнем сражении и просит её«меньше заботиться обо мне» и чаще писать, ибо её письма «служат большим утешением в сердечной об вас тоске». В конце письма он просит: «Засвидетельствуйте почтение мое бабушке и матушке крёстной. Сестрице не пишу я для того, что мало имею времени, но пусть прочтен она письмо моё к Петру Афанасьевичу». Это лишний раз подтверждает, что у родителей Гавриила никогда не было двадцати детей, иначе он наверняка бы передал приветы и кому-то из них. А его сестра Пелагея была жива, но, видимо, замуж ещё не вышла, тогда бы он наверняка передал поклон и её мужу. Любопытный факт, что в комментариях к письмам Батеньковасоставители сетуют: «Имени сестры декабриста установить не удалось», что опять же говорит о их невнимании к одному из крупнейших российских государственных архивов, находящемуся в Тобольске.

Составители сборника в комментариях к письмам считают, что названным Гавриилом человеком был Пётр Афанасьевич Меркушев – чиновник в Енисейской губернии; исправник в Ачинске и Минусинске; впоследствии окружной начальник в Минусинске. Но какое отношение он имел к семейству Батеньковых, при этом не уточняется. Далее передаются приветы: «Василию Марковичу, Марку Алексеевичу, Степаниде Корнильевне, Марку Петровичу, отцу Андрею… а особливо Петру Алексеевичу Ковригину, Наталье Антоновне и Авдотье Антоновне, а сестрица пусть уведомит обо мне Молокова».

Здесь должен признаться, что пытался перечисленные в письме имена сопоставить с имеющимися архивных документах именами родственников и ближайших знакомых Батеньковых. Но чего-то определённого на этот счёт сказать не могу. Ни одно из имён к его прямым родственникам отношения не имеет. Единственный из них, Пётр Ковригин, был восприемником при обряде крещения родившейся в 1793 году дочери Батеньковых Анне. Довольно редкое отчество у некой Степаниды Корнильевны(Корниловны), нов записях за 1792 год встречается лишь Евдокия Корниловна, которой на тот момент было 85 лет. Тогда в 1813 году ей должно было бы исполниться 106 лет! Но, если даже допустить, что она в это время ещё была  жива, то вряд ли её правнук мог перепутать имена Степаниды и Евдокии.

Специально не стал заниматься отысканием имён и фамилий восприемников детей Батеньковых в исповедальных росписях за те же годы, поскольку то не было главной целью моей архивной работы. Решил, что добытых мной сведений о сибиряке-декабристе вполне достаточно, чтоб обратить внимание исследователей на зияющие дыры в его биографии. А здесь привожу их в качестве примера, насколько важно каждую дату проверять путём поиска соответствующих документов. И, если биографии довольно известных личностей нашего Отечества и то написаны поверхностно, без проверки и подтверждения архивными документами, то, что говорить о рядовых гражданах, каковыми в большинстве своём являются наши с вами предки. Так что, архив и ещё раз архив! Без него нам не удастся составить свои родословные и узнать сколько-нибудь достоверные факты из прошлого.   

А вот документы из Тобольского архива, несомненно, дают новые имена и факты из биографии Гавриила Батенькова. Но вопросы остаются. А может, не так и важно, чьим был сыном будущий декабрист, и каким ребёнкомон был по счёту? Нужно ли это науке, называемой историей? На наш взгляд, в науке всегда должно быть больше вопросов, нежели ответов на них. До тех пор она и будет наукой, а не руководством к действию, набором голых фактов. И пример белых пятен в биографии Г.С. Батенькова – один из многих. В очередной раз подтверждается известная истина: в науке, в том числе исторической, не может быть твёрдой уверенности ни в чём. А может, это и хорошо?

Мне пришлось провести массу времени, а точнее, около двух десятилетий, в различных исторических архивах, начиная с нашего Тобольского и заканчивая рядом московских хранилищ документальных свидетельств. И ничуть о том не жалею. Оно того стоит. Наверняка, каждый, занявшийся непростыми архивными розысками, ответит вам примерно тоже.

 

 

 

 

Примечания

 

1. 1.Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. СПб., 1888-1911; Баскаков В.Н. Ономастика. М.: Наука, 1969; Тупиков Н.П. Словарь древнерусских личных собственных имён//Зап. Отд-ние русской и славянской археологии имп. Русского археол. об-ва. Т. VI., СПб., 1903; Чичагов В.К. Из истории русских имён, отчеств и фамилий. М., Учпедгиз, 1959, С. 126-127;  Суперанская А.В. Как вас зовут? Где вы живёте? М., 1964, С. 92-94. 
2. ГУТО ГА в Тобольске. Ф 78. Д. 1. Св. 6.
3. Тюркские фамилии [Электронный ресурс] http://mgu-familiya.ru/pf007.html.
4. Гельбиг. Русские избранники. Русская Старина. 1886. IV. С. 70; Записки Императрицы Екатерины ІI. Лондон, 1859. С. 43-163.
5. Авалов З. Присоединение России к Грузии. СПб., 1906.
6. Иппокрена – волшебный источник, появившийся на горе Геликоне из того места, где Пегас ударил о землю копытом. Чудное свойство этого источника состояло в том, что всякий, пивший из него, получал дар говорить стихами.
7. Тысяцким на свадьбе считался старший свадебный чин. Обычно это был крёстный или посажённый отец жениха; он распорядитель поезда и обрядов. См. В. Даль. Толковый словарь. М., 1991. Т. 4. С. 448.
8. Точного определения этого слова найти не удалось, возможно, младший свадебный распорядитель, помощник от слова «тянуть».
9. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 156. Д. 68.
10. Приказ общественного призрения – губернское учреждение, введённое в России Екатериной II в 1775 году, управляющее народными школами, госпиталями, приютами для больных и умалишённых, больницами, богадельнями и тюрьмами. Собирался из выборных заседателей под председательством государственного чиновника.
11. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 355. Оп. 1. Д. 367.
12. ГУТО ГА в Тобольске. Ф.75. Оп. 1. Д. 12.
13. ГУТО ГА в Тобольске. Ф.75. Оп. 1. Д. 12.
14. Замахаев С.Н., Цветаев Г.А. Тобольская губернская гимназия. Историческая записка о состоянии Тобольской губернской гимназии за 100 лет её существования. Тобольск, 1889.
15. Батеньков Г.С. Сочинения и письма. Иркутск, 1989. Т. 1. С. 5-6.
16. Российская национальная библиотека (РНБ). Ф. 99, 2.69. Л. 1-2 (об).

 

Вы не можете комментировать данный материал. Зарегистрируйтесь.