Пугина Э. И.,
член Заводоуковского
родословного общества «Истоки»
И вот я вновь перед судом,
Мне зачитали обвиненье,
Статью какую-то дают
Указ о новом преступлении.
Я жить рожден иль умереть?
Скажите! Что же вы молчите?
Зачем смерть ждать так много лет?
Вы лучше сразу застрелите.
Узник ГУЛАГа.
Немилосердный 1937 год
Зорин Иван Иванович
Родился в 1900 г., Юргинский р-н, д. Хмелеве; Ссыльный. Крестьянин. Проживал: п. Лиственничный Кондинского района. Арестован 18 сентября 1937 г.
Приговорен: тройка Омского УНКВД 15 ноября 1937 г.
Приговор: ВМН. Расстрелян 21 ноября 1937 г. Место захоронения - Тюмень. Реабилитирован 1 февраля 1958 г. [1]
И. И. Зорин – это мой дед, о котором я много слышала от моей бабушки Лукерьи Афанасьевны Зориной, от моей мамы Валентины Ивановны, от маминых братьев Василия и Михаила, от ее сестры Антонины Ивановны Зориной-Лунден. Этим своим повествованием я хочу рассказать своим потомкам о том, как это было.
1937 год вошел в историю нашего государства, как кульминация массовых репрессий против своего народа. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 года №П51/94 «Об антисоветских элементах» было обращение «…всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы… по указанию НКВД. В пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество, подлежащих высылке. Секретарь ЦК И. Сталин» [2].
Через день вышеупомянутое постановление директивой 836/ш было доведено до местных властей. Новаторство этой директивы в том, что поименные списки заменили лицензиями на расстрел и не было количественных ограничений.
Нарком внутренних дел СССР Ежов для ускорения выполнения вышеупомянутого постановления созвал 16 июля совещание руководителей территориальных органов НКВД. Все присутствовавшие на совещании, старые опытные чекисты, услышав приблизительные цифры наличия «врагов народа», которые подлежат аресту и уничтожению, оторопели.
«Вы никогда не должны забывать, – напомнил Ежов, – что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия. Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие – сталинские. – При этом он вытянул вперед обе руки. – У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и прочими террористами, - угрожающе сжал он кулак. Сделав выразительную паузу, с угрозой закончил: «Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа…»
После выступления Ежова в зале воцарилась гробовая тишина. Все застыли на местах. Вдруг со своего места встал начальник УНКВД Омской области, старейший контрразведчик, ученик Дзержинского и мужественный большевик Салынь: «Заявляю со всей ответственностью, - спокойно и решительно сказал Салынь, - что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И, вообще, считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих расстрелу и аресту.»
«Вот первый враг, который сам себя выявил!» – резко оборвав Салыня, крикнул Ежов. Салыня арестовали.
Более никто не посмел возразить Ежову, подавленные происшедшим.
В Омск вместо Салыня был назначен майор госбезопасности Горбач. Для проведения «операции»
Омскую область разделили на семь оперативных расстрельных секторов: Омск, Тюмень, Тобольск, Ишим, Тара, Остяко-Вогульск, Салехард.
На местах расстрелами руководили старшие лейтенанты госбезопасности [3] Петров (Тюмень), Тарасов (Тобольск), Дудин (Остяко-Вогульск), Бэраусов (Ишим), Божданкевич (Салехард).
Количество «врагов народа» умножалось, планы по их отлову и отстрелу выполнялись и начинали перевыполняться.
Расстреливали по ночам: в Тюмени – в подвале здания НКВД на углу улиц Республики и Семакова. Расстрелянных в Тюмени тайно закапывали на окраине Затюменского кладбища.
Горбач пробыл в Омске меньше месяца, его перевели в другое место, а Омское УНКВД возглавил капитан госбезопасности Валухин, который за перевыполнение расстрельных планов 19 декабря 1937 года к 20-летию создания органов ВЧК-ОГПУ-НКВД получил орден Ленина.
Валухина и Ежова расстреляли в 1940 году.
Только в 1937 году было осуждено 790 665 человек [4], а с 1921 по 1938 годы – 2 944 879 чел., из них только 30% уголовников.
Арест
Раскулаченные Зорины прибыли в поселок Лиственничный в 1934 году. Работящие, они быстро влились в коллектив таких же обездоленных переселенцев. Жизнь потихоньку налаживалась. Поселок строился. Было свое жилье. Работали с раннего утра и до позднего вечера. Сначала в поселке была организована так называемая неуставная артель, постепенно переросшая в колхоз «Красная поляна». Ко всему колхозному люди относились как к своему собственному, берегли каждую вещь, берегли поля: ни взрослый, ни ребенок не перебежит, не ступит на засеянное поле, чтоб не стоптать, не помять растения.
В ноябре 1936 года у Лукерьи и Ивана Зориных родился долгожданный четвертый ребенок. Назвали его Мишенька. Старшей дочери Валентине было уже 10 лет, Антонине 9, Васе 7. Все очень любили младшего брата. «Отец любил играть с нами. Учил нас тому, что умел сам. А умел он многое: стеклил окна, точил пилы, умел шить сапоги, обутки, плести лапти, делать бочки, – рассказывала моя мама Зорина Валентина Ивановна, – купит нам какие-то бусики, бантики, мама иногда ругала отца за это, а он отвечал ей: они же девочки, пусть наряжаются.»
В середине лета 1937 года появился в поселке Лиственничном немец по имени Иван. Откуда он появился никто не знал. Говорил он с небольшим акцентом. Семьи у него не было. Часто его видели у коменданта. Жители поселка жалели нового жителя, помогали, кто чем мог. Он со всеми беседовал, был доброжелательным.
Аресты в поселке были и раньше, помнят хорошо, что в 1936 году на поле забрали жителя поселка Луговых. Ему даже не разрешили попрощаться с родными. Но в конце августа и в сентябре 1937 года начались повальные аресты. Деда арестовали 18 сентября 1937 года. Он собрался на мельницу. Запряг лошадь, положил 3 мешка зерна, приготовленные на помол, на телегу, и только взял в руки вожжи, как подошли двое мужчин и сказали: «Вы Зорин Иван Иванович?» он ответил: «Да». «Вы арестованы», – сказал один из мужчин. Дед попросил переодеться. Они разрешили и даже предложили ему пообедать.
Он поднял высоко над собой младшего сына, которому было 10 месяцев со словами: «На горе или на счастье родился ты маме?» Поставил на ноги. Попрощался со всеми. А бабушке сказал: «Возможно, я не вернусь, Луша. Тяжело тебе будет. Одна просьба у меня: как бы трудно не было, дай детям образование». Его увели в «каталажку», была за клубом избушка с крохотным окном и дверью, куда иногда садили провинившихся жителей. В избушке не было ни стола, ни стульев. Заключенные сидели на полу. «Когда посадили отца, – рассказывает моя тетя Антонина Ивановна, – мы с Валей (Валя – это моя мама) подходили к «каталажке», вставали напротив окошечка. Милиционер, что ходил вокруг, делал вид, что нас не видит, уходил на другую сторону. А мы кричали отца. Он выглядывал в оконце и разговаривал с нами. Разрешали передавать продукты. Когда привозили заключенных с других поселков, мама пекла больше хлеба. Мы его передавали.» Бабушка сушила сухари, по слухам заключенных отправят пароходом. Число арестованных росло, их перевели в клуб, усилили охрану. Из нашего поселка арестовали человек 40. Немца Ивана забрали последним. Из книги Памяти узнаем, что 24 человека были расстреляны. А немец Иван вскоре вернулся. Бабушка ходила к нему. Он сказал, что скоро все вернутся. Как неизвестно откуда он появился, так же незаметно исчез. Поговаривали, что он на всех доносил.
Последняя встреча.
Ранним утром, подоив корову, Лукерья пошла проводить корову в стадо и увидела, что у здания клуба арестованных построили в колонну и повели вдоль берега озера Туман в сторону п. Леуши. Она быстро вернулась домой, разбудила Валю с Тоней и отправила догонять колонну. «Мама разбудила нас утром рано, дала мешок с сухарями. Сухари в мешке разделила на две части, чтобы удобнее было нести на плече. Я и Тоня побежали догонять арестованных. Тоня была младше, поэтому мешок с сухарями несла я, – рассказывала моя мама, – догнали мы колонну у опорного пункта. По бокам, впереди и сзади ехали на лошадях конвоиры. Отец шел в последнем ряду и был крайним. Мы подбежали к нему, он взял нас за руки. Мы, счастливые, шли рядом с отцом, пока один из охранников нас не прогнал. Когда подходили к пристани, нас толпа разделила с Тоней, мы потерялись. Тоня оказалась ближе к пристани, а я с сухарями осталась в стороне. Наконец мы нашли в толпе друг друга, но отца уже посадили в трюм парохода «Храбрый».» Воспоминания Антонины: «Взяв у Вали сухари, я смело прошла на пароход. (Валя была скромная и стеснительная, я была бойкая и шустрая.) Один из конвоиров спросил: «Ты к кому, девочка?» Я сказала: «К Ивану Зорину». Он крикнул: «Кто Зорин? Выйдите». Отец вышел, я передала ему сухари, сказала, что мы его сильно любим. Он крепко меня обнял и поцеловал. Это была последняя встреча с отцом.»
Пароход, шлепая плицами, отчалил от пристани. Гудки парохода были душераздирающими. Все, кто был на берегу, плакали.
Конечно, ни о каком терроризме наши родственники не ведали, поэтому были спокойны: «Проверят, разберутся, отпустят». Один из сопровождающих В. Бабинов вспоминает: «В дороге мы мирно беседовали. Я знал, зачем везу мужиков, а они, как дети наивные, и в мыслях страшное не держали, лишь возмущались, что их оторвали от дел…»
Так была свята вера в справедливость: невиновных не наказывают. С этого страшного сентября 1937 года мы больше ничего не знали о судьбе деда.
Таинственный остров.
В связи с неизвестностью о судьбе арестованных в 1937 году родственников ходили разные слухи. Всем хотелось верить, что их родные живы и здоровы, поэтому слухам верили. Один из таких слухов. Будто бы заключенные находятся на каком-то острове, откуда выехать невозможно. Добраться туда можно только самолетом. И действительно, прилетали самолеты и садились зимой на лед Тумана у п. Лиственничный. Их заправляли, подвозили продукты, рыбу… Но куда они летали? Что за таинственный остров навещали летчики? Рассказывала моя мама Зорина Валентина: «Мы бегали на озеро, смотрели на прилетающие самолеты, на летчиков. Однажды Вася, наш брат, подошел ближе к летчикам и спросил, не видели ли они нашего отца Зорина Ивана. Один из летчиков приобнял его и угостил кусочком сахара.» (Вася вырос и стал летчиком.) Самолеты были из Тюменского летного объединения.
Правда ли это? Наверное, это была и останется навсегда тайной.
Письмо Сталину.
Уже работая над этим рассказом, позвонила своей тете Антонине Ивановне Лунден (Зориной) уточнить некоторые детали. Ей 94 года. Проживает она в г. Иркутске, заслуженный учитель. И она мне рассказала о письме Сталину. Вот ее рассказ. «Мне было лет 11. Я пришла из школы домой. Мама ругала за что-то брата Васю и закончила, как всегда, фразой: «Вот был бы отец…» И заплакала. Я подошла к ней, прижалась и сказала: «Мама, я напишу письмо Сталину. Он у нас в хрестоматии на фотографии держит девочку на руках, он очень любит детей, он добрый, он разберется, что наш отец ни в чем не виноват». Мама резко перестала плакать и строго сказала: «Не вздумай! Еще меня посадят. С кем останетесь?» Но я ее ослушалась и написала письмо.
«Дорогой и любимый наш товарищ Сталин! Я шлю вам горячий сердечный привет. Зовут меня Антонина. Мне 11 лет. Я и мои сестра и брат учимся в школе, а младший брат ходит в садик. Все мы учимся хорошо. А у меня по всем предметам «отлично». Наш отец И. И. Зорин работал в нашем колхозе «Красная поляна». Он был стахановцем. Ему от колхоза давали премию: стол и стулья. (Оказывается, стол и стулья с красивыми выточенными ножками, которые я помню, были премией деда)! Он любит нас, детей. Он самый лучший отец! Но его арестовали. Нам без него плохо. А мама все время плачет.
Дорогой и любимый наш вождь, товарищ Сталин! Прошу Вас разобраться. Отец ни в чем не виновен. Он не делал ничего плохого. Надеюсь на Вас, что Вы не оставите мою просьбу. Я буду ждать Вашего ответа с нетерпением.
Зорина Антонина. Пос. Лиственничный Кондинского района Омской области.»
Вскоре бабушку вызвали к коменданту. Там сообщили, что «ваш муж И. И. Зорин признан виновным и приговорен к 10 годам лишения свободы без права переписки». Бабушка пожурила Тоню за то, что она ее ослушалась, а потом сказала: «Слава Богу, живой». До какого чиновника дошло то письмо, но в то время все были уверены, что ответил сам Сталин. А дети были в недоумении, как же так, в чем отец виновен.
И не знала тогда Тоня, что семью девочки из Хрестоматии, что держал Сталин, тоже расстреляли.
Запросы. Ответы.
Рассказывает младший сын Лукерьи Афанасьевны Михаил. Ему 85 лет. Он проживает в Киеве. Подполковник. «Я учился в классе пятом, мама подавала в розыск. Приходил товарищ, сказал, что из милиции, прочитал маме «бумагу», что ее муж, И. И. Зорин умер от язвы желудка в Магадане. Документ он не оставил. А маме от такой весточки стало плохо. Когда я пришел из школы, она сказала: «Осиротели мы, сынок».»
Я помню, бабушка всегда почему-то верила, что муж живой и вернется. Постоянно делали запросы. Ходила к тем, кто вернулся кого забирали вместе с дедом. Кто вернулся с войны, спрашивала, не встречались ли где случайно.
Только в 1958 году дед был реабилитирован. А на последний запрос был конкретный ответ из КГБ СССР, управления по Тюменской области от 24.05.90. №10/5-468 [5]: «…Необоснованно обвинялся в том, что «… будучи враждебно настроен, как репрессированный кулак, находясь в ссылке, систематически вел контрреволюционную террористическую пропаганду против руководителей партии и правительства. Распространял провокационные слухи о скорой гибели Соввласти и победе фашистких государств…» 15 ноября 1937 года Тройка УНКВД по Омской области приговорила Зорина И. И. по ст.58-10,11 УК РСФСР к расстрелу. 21 ноября 1937 года приговор был приведен в исполнении в г. Тюмени.»
Лукерья Афанасьевна выполнила наказ мужа: все дети получили образование. А в пос.Лиственничном поставлен памятник: справа, расстрелянные в 1937 году, слева, погибшие в ВОВ. И слева, и справа фамилии наших родственников.
В 1992-м не стало бабушки, она прожила 92 года. На похороны приехали ее дети, привезли земли с Затюменского кладбища и памятник поставили общий для отца и матери, чтобы было кому поклониться.
Примечания:
- Книга памяти Тюменской области.
- История России. 1917-1940. Хрестоматия. – Екатеринбург,1993. - С.294.
- О. А. Кошманова. Приговоренные к памяти. – Урай: ООО «Урайская типография», 1999. – С.8.
- История России. 1917-1940. Хрестоматия. – Екатеринбург,1993. -С.340.
- Сообщение из КГБ СССР от 24.05.90г. №10/5-468.
Краеведческая конференция "Наше наследие": материалы докладов и сообщений.- Ишим, 2021.- СС. 169 - 173.
