Медведева Г. В.,
краевед, руководитель
родословного общества «Истоки»,
г. Заводоуковск
«Лихая им досталась доля»
(обзор анкет-воспоминаний «Мой вклад в Великую Победу» участников трудового фронта Заводоуковского района)
С каждым, теперь уже не годом, а днём
неотвратимо уходят от нас земляки,
родившиеся в конце 20-х, в 30-е годы,
последние свидетели Великой Отечественной
войны. За ними больше нет никого,
кто бы помнил те трагические дни!
На Заводоуковской земле их осталось
чуть более 350 чел. Месяц-два назад
некоторые из них ответили на вопросы
анкеты «Мой вклад в Великую Победу».
Воспоминания о военной поре преследуют их всю жизнь: при взгляде на вещичку, сохранившуюся с того времени, изредка – во сне, чаще – в разговорах с внуками, когда те не ценят сегодняшнюю благополучную, мирную жизнь. Вот эти воспоминания: бесхитростные, без художественной выразительности, без деталей и подробностей, которые беспощадно вымыла река времени, у кого-то уже бесстрастные … отстоявшиеся за семь с лишним десятков лет … Здесь ничего не придумано.
«Всё рухнуло в тот сонный миг…»
У большинства из участников трудового фронта память о том суровом времени связана с чёрной тарелкой-громкоговорителем, висевшей, как правило, на стене клуба или колхозной конторы. Объявление о начале войны стало для взрослых такой силы потрясающим известием, что их дети, спустя почти 80 лет, помнят этот день: Щербакова Л. Д. (с. Тумашово): «Сначала было тихо, а потом женщины заголосили. Это было страшно». Беспощадная ясность этой новости, предрекавшая грядущие разлуки, боль, смерти, страдания, чёрным крылом накрыла каждого… Сорокина М.М. (г. Заводоуковск): «На улице стоял рёв от рыданий, и мне хотелось, чтобы быстрее всё закончилось».
С того первого, леденящего душу левитановского сообщения о вероломном нападении Германии на СССР репродуктор стал магнитом, ежедневно притягивающим людей в центр села. У этой стены или столба, под зловеще-чёрным бумажным рупором, с замиранием сердца слушали сводки Совинформбюро: плакали и переживали, когда враг захватывал новые территории страны, радовались, ликовали и обнимались, когда Красная армия гнала его, освобождая города и сёла Родины.
Отсюда же, с центральной поляны или площади, на подводах отправляли на сборные пункты молодых и весёлых парней, смурых и озабоченных мужиков. Васильева З. Ф. (с. Горюново): «Всем селом провожали мужчин на фронт. Сбор был возле избы-читальни, а потом сопровождали их до околицы. Плакали женщины, дети, молодые парни бравировали: хотели разбить врага быстро». Мальцева А. Н. (с. Тумашово): «Приходили повестки мужчинам и юношам, кому было 18 лет. Мы все ходили к конторе их провожать, прощались, плакали. Они садились на повозки, и их увозили в Новую Заимку, оттуда в Омск: кого в училища, кого на фронт». Мальцева Е. А. (с. Тумашово): «Из района прибыл уполномоченный и вручил отцу повестку. «Александра, направляй мешок: положи ложку, кружку, миску, смену белья, иголку с ниткой, кисет с махоркой и мыльные принадлежности», - сказал отец мачехе. Помню, что шла с отцом от дома до пункта сбора, и он крепко держал меня за руку. Посадили мужиков на телеги и повезли на Упорово. Отец меня сильно прижал к себе и поцеловал. Бежавшие за телегами женщины ревели, а я не поняла тогда, почему все ревут, что такое война, и какое она несёт горе всем нам».
«Война тащила за собой детей, не ведающих детства…»
Что такое война, эти самые беззащитные и ранимые её участники узнали в полной мере. Безжалостным катком прошлась она по детским судьбам, смяв, растоптав, искалечив большинство из них. Вместо беззаботных радостей жизни она принесла детям голод и болезни, сиротство, тяжесть физического труда. Одетые в латаную-перелатанную, не раз перешитую одежду, кое-как обутые, а то и вовсе босоногие, ребятишки жили среди взрослых, слушали их повседневные разговоры, знали обо всех новостях, впитывали витающие в воздухе тревогу и озабоченность, а в особо трудные периоды - отчаяние и безысходность. Шалости и капризы в такой обстановке были неестественны и неуместны.
Вчерашние мальчишки-сорванцы нередко вставали на место ушедших на фронт отцов и становились кормильцами семьи, помощниками матерей. Подросткам всюду находилась работа, конечно, не основная, потому что они не имели профессиональных навыков. Но без них не обходились ни в поле, ни в лесу, ни на току, ни на ферме. Эти маленькие серьёзные мужички деловито покрикивали на закреплённых за ними животных, легко выполняли несложные крестьянские работы, могли наладить простейшие сельскохозяйственные орудия труда, назубок знали нормы и показатели колхозной бухгалтерии. Повышенные требования, продиктованные суровой действительностью, необходимость столь рано включаться в трудовую жизнь, несвойственная для их лет ответственность заставляли детей преждевременно взрослеть.
Мальцева А.Н.: «Когда началась ВОВ, все дети пошли работать наравне с взрослыми - женщинами, стариками. Я вязала снопы, боронила, косила, веяла зерно на току, грузила мешки. Росточком была маленькой, но шустрой, доверили мне пару коней, Ампера и Гордика, любила их, жалела. Рано утром запрягала, и весь день в работе. Отвозила утром зерно с полей, вечером - на зерноток, молоко возила в Новую Заимку на молоканку. Зимой возила дрова, сено, весной - навоз на поля. Ведь надо было не только управлять лошадьми, но и грузить, а потом разгружать. Силенок не хватало, а помощники у меня такие же, как я, малолетки. Но терпели, знали, что, кроме нас, некому. Всю войну рядом с хлебом была, а поесть досыта не пришлось».
Мальцева Е. А.: «На селе остались старики, женщины, дети. На их плечи легла вся работа. Я пошла на ферму помощницей телятницы и доярки, помогала доить коров и поить телят. В последующие годы работала на разных работах, куда пошлют, туда и шла: таскала мешки, сортировала хлеб. Затем меня определили в бригаду, боронила на быке по кличке Бузуй, сеяла, пахала. Была помощницей у тракториста Прокопия Аверьяновича. Когда появлялись всходы, вручную пололи на полях осот (руки распухали), тут нас кормили похлебкой из капусты, гороха, вместо хлеба давали по одной картошке, если была».
Бородулина В.П. (г. Заводоуковск): «Взрослые трудились днём и ночью, а мы тянулись за ними, стыдно было их огорчить».
Федотова М. П. (с. Горюново): «Весной работали в поле, я была прицепщиком и боронила, и вручную с лукошком ходила, разбрасывала зерно по пашне. Лошадей, что получше, забрали на фронт, подростки постарше и женщины пахали на быках, а мы на коровах боронили. Летом участвовали в заготовке сена: сначала гребла, потом косила. Дома почти не бывали, были полевые станы - там и мылись, там и еду готовили, там и спали. О себе-то и не думали, старались посеять, урожай убрать, заготовить сена побольше для общественного скота. Да и своя корова была, как какой выходной, так опять для своей кормилицы косили. Осенью опять на поле жали и вязали снопы, потом свозили их на крытый ток и там молотили».
Щербакова Л. Д.: «Мы держали корову, куриц. Нужно было сдать государству: 1 шкуру, 50 кг мяса,1 ц картошки, 500 л молока, 100 штук яиц, 1 кг шерсти».
Торопова В.С. (с. Тумашово): «Я училась в школе. Вместе со своими одноклассниками ездили на поля: весной - на посевную (сеяли вручную и на лошадях), летом - на прополку сорняков, осенью - на уборку урожая. Вязали снопы и вывозили их на лошадях и быках с полей на ток. Зерно молотили и сушили вручную, после просушки вывозили в заготзерно для сдачи государству».
Васильева З.Ф.: «Летом участвовали в заготовке сена, косили, гребли, метали копны, а потом в зароды метали. Жили мы на полевых станах: там и мылись, и стирали в речке, там еду готовили на кострах».
Ломакина А. А. (с. Колесниково): «В летние месяцы помогали колхозу в поле: пололи сорняки, косили и сушили сено на покосах наравне с взрослыми. Перевозили на лошадях разные грузы, а также помогали на ферме и на заготовке дров. В разгар уборочных работ жила по нескольку дней на стане, работала по 12 часов. Собирали колоски, вязали снопы и подвозили к молотилке».
Федоров Д. А. (с. Тумашово): «В годы войны в посёлке Тумашовском открылся песчаный карьер, здесь добывали песок и отправляли на Омский военный завод. Дома было трудно с едой, а там давали хлеб, кормили похлёбкой, вот я и устроился на работу. Добыча песка велась круглосуточно, вручную, песок до платформы возили на тачках, на лошадях. Для своих нужд открыли гончарный цех по изготовлению глиняной посуды, и я туда устроился подмастерьем вместе с Леонидом Мальцевым, Сашей Крафт. Учил этому ремеслу дядя Гриша Кощеев (до сих пор дома хранятся кринки, которые я там делал). В наши обязанности входило замешивать глину ногами, подносить глину, песок, воду, разжигать печи для обжига посуды, следить за печами, чтоб поддерживалась определённая температура. Домой приходил чёрный, как, кочегар. Работал здесь же и в подсобном хозяйстве, где держали поросят, лошадей. За доблестный труд в военные годы в карьере 42 чел. награждены, в том числе и я».
Евдокимова Е. К. (с. Бигила) работала на озере Андреевском, где добывали торф, который отправляли на ленинградский завод. Зырянова Н.Н. (г. Заводоуковск) вместе с другими подростками трудилась на эвакуированном заводе №499, шлифовала фанерные детали для планеров.
Семёнова У. С. (с. Бигила) работала на овчарне в д. Коршуново: вязала веники на корм овцам, теребила шерсть, которую потом раздавали по домам, чтобы женщины вязали для армии носки и двупалые рукавицы. Приходилось ей и обдирать с ивовых веток кору для дубления овчинных шкур, из которых шили полушубки на фронт. Позже она устроилась в швейную мастерскую, где шила военные гимнастёрки.
Тарасова Ф. И. (с. Шестаково): «В 1943 г. я уже, как взрослая, работала в колхозе. Работы приходилось выполнять разные. На тракторах боронили - была прицепщицей, работали и ночами. Бывало, бежишь с поля ночью и слышишь, как воют волки. А ещё были избушки возле поля: если работаем днём и вечером допоздна, то ночуем в избушке. Много было работы и на току. Мне поручали ответственную работу, и я её выполняла: отправка хлеба (зерна) в Заимку, на элеватор».
Рычкова Т.Г. (с. Сосновка): «За хороший труд стариков, женщин, подростков награждали зерном. Я получала отрез ткани на платье. Маму награждали мёдом, зерном, денег не было. Ударно трудились трактористы: Колмаков Севостьян Иванович, Кривоногова Вера Ефимовна, Фёдорова Юлия Афанасьевна, Скорикова Фионья Андреевна, Попова Валентина Васильевна; на конях, быках: Тарасова Анна Ивановна, Скориков Иван Николаевич; шофёр Семёнова Нина Ивановна».
Зембровская А.Д. (с. Новая Заимка): «Жили впроголодь, работали наравне со всеми с раннего утра и до позднего вечера, без выходных и праздничных дней. Если и была какая-то техника в колхозах, то очень часто ломалась, не выдерживала, а мы люди оказались, видимо, сильнее, крепче этого железа и стали».
«Моё имечко записано в лесу на бересту …»
Когда заканчивались полевые работы, силы колхозников направлялись в животноводство и на лесозаготовки. Сибирскую древесину ждали шахты и железные дороги страны, она требовалась для восстановления разрушенных мостов, для возведения оборонительных сооружений на передовой фронта. Берёзовые дрова использовались при выплавке чугуна.
Ушедших на фронт мужчин из лесной промышленности заменили старики, женщины и допризывная молодёжь. К крестьянскому труду в сельской местности приучали с малых лет, и он был понятен и посилен ребятне. А вот тяжёлая физическая работа в лесу, порой по пояс в снегу, связанная с риском для жизни, была новым делом для подростков. Конечно, их старались не ставить на лесоповал: двуручной пилой отпиливать надземную часть дерева или толкать багром подпиленную лесину - это было слишком опасно. Вальщиками деревьев назначали стариков и женщин, а парни и девчата шкурили лес, распиливали стволы на чурки и кололи дрова, очищали лесосеки от порубочных остатков, собирали в кучи и сжигали сучки, грузили вагоны досками, дровами, шпалами. Многие из них приезжали в деляну на колхозных лошадях, за которыми обязаны были ухаживать весь сезон, и становились возчиками: укладывали в сани и увязывали в штабеля заготовленную древесину, вывозили её на конечные пункты.
Казицкая М. Т. (с. Новая Заимка): «Если к работе в поле мы были приучены с детства, то работе на лесозаготовках нам пришлось обучаться. Нам дали мерку, топор, одну пилу на двоих и провели инструктаж, как валить дерево. Всем бригадам дали норму, сколько надо напилить строевого леса, и любыми путями мы должны были эти нормы выполнить. До сих пор помню все размеры мерок. Пилы и топоры постоянно тупились, что очень затрудняло нам работу. Затачивать их мы не умели, и нам на подмогу дали безногого дядю Ваню, который должен был их точить».
Зембровская А.Д.: «В 15 лет я пошла работать на лесозаготовках. Нам, совсем ещё юнцам, приходилось валить лес, рубить сучки. По неопытности, иногда спилим дерево, а оно повиснет на других деревьях, мы изо всех сил толкаем его палками, чтобы уронить на землю, а силёнок-то нет. Дерево вывернется и со всего маха падает на нас. Кто не успеет отскочить, того покалечит, а бывало, что и на смерть придавит. Жили в бараках. И опять же впроголодь. Кругом голод и холод. Но ни у кого даже и в мыслях не было, чтобы не пойти на работу или отлынивать от неё. Все силы отдавали для победы».
Ломакина А. А.: «В 14 лет меня отправили на лесозаготовки на Тап, где заготавливали древесину для фронта, которая шла на строительство переправ, землянок, блиндажей. На лесозаготовках я провела 3,5 года. Жили в бараках, бани не было. До дома добирались на паровозе с открытым верхом».
Тимофеева Е. Т. (с. Боровинка): «Зимой я от колхоза им. Кирова работала на лесозаготовках в Лебедёвке: пилили лес двуручной пилой, готовили дрова метровые и 6-метровые. Жили в лесу, в бараках, сами готовили еду. Картошка и капуста были подмороженные. В вагонах поодаль жили трудармейцы, они подвозили лес, грузили в вагоны. За хорошую работу на заготовке леса даже премии давали, денег добавляли. Мне была дана рубашка».
Шипунова Ю.М. (с. Шестаково): «Денег не платили, есть было нечего. Дадут 500 гр. хлеба на целый день, и всё … поешь хлеба и запьёшь водой. Бараки, где жили на лесозаготовках, были тесовые. Бани не было - нападали вши. Отказываться от лесозаготовок было нельзя, грозились тюрьмой. Работали с ноября по апрель».
Мальцева А.Н.: «В конце войны пришлось работать на лесозаготовках, куда оправляли молодых девушек и парней. Вот где было тяжело! Приеду домой - плачу, прошу маменьку не посылать в лес. Но тогда было строго, не выйдешь - накажут всю семью, могли и коровы лишить. А без коровы можно и с голоду помереть».
«До холодов ходили босиком…»
Довоенная одежда быстро износилась, обветшала, а заменить её было нечем - промышленность работала на военные нужды. Если были, давно пошли в ход вещи из заветных сундуков: какая-то старинная домотканая лопотина, бывшие свадебные наряды, прибережённые на приданное дочерям куски ткани. Холщёвые юбки и портки, какие-то бесформенные пиджаки и кофты с чужого плеча, ватные телогрейки – привычное для того времени облачение.
Мальцева Е. А.: «В горнице стояли кросна, на которых мы с мачехой ткали. Помню, как ходила с ней рвать лён. Вырывали его, об ногу отряхивали землю с корней, ставили суслон (10 снопов в кучу). Отбивали мотовилом, расстилали под снег, весной поднимали, сушили в банях, затем мяли мялками, трепали трепалками, чесали чесалками, только потом пряли нитки. Ткали и из этого полотна шили одежду, мешки, полотенца».
Люди обходились, чем могли. Бородулина В. П. с сёстрами донашивали гимнастёрку и брюки пришедшего с войны раненого и позже умершего брата, от суровых сибирских холодов спасаясь тёплыми юбками, сшитыми матерью из его суконной шинели.
Женщины и в условиях военного времени оставались изобретательными мастерицами: из доставшейся по случаю одежды на взрослых они могли сотворить для детей вполне достойные вещи! Фёдоров Д.А. помнит, что за хорошую работу его поощрили ботинками на деревянной подошве и штанами размером на такого здорового мужика, что мать из них одних сшила ему двое.
По словам Журба Г. В. (с. Падун), одежды не было, «полураздетые ходили по сорокаградусному морозу». Чупина А. Г. (с. Шестаково): «В 14 лет меня вызвали в контору, предложили работать свинаркой, а я отказалась, так как нечего было обуть. Животновод принёс мне чуни. И отработала я на свинарнике 40 лет». Федотова М. П.: «Надеть было нечего, обуть нечего, старые голенища пришивали к старым галошам да тряпьем, которое уже нельзя было носить, ноги обматывали; летом вязали тапочки из конопли».
Плоскова Т.Ф.: «Одеть-обуть было нечего, но торчащая в разные стороны овсяная солома из валенка вызывала смех, а не слёзы».
«Тыл только крохи оставлял себе…»
Вспоминает Бородулина В. П. (г. Заводоуковск): «Маме нашей пришлось взвалить на свои плечи большую семью с ребятками. Все работали, но ели не досыта. Чтобы выжить, собирали ягоды боярки и черёмухи и сушили на капустных листах. Мама парила эти ягоды в большой глиняной корчаге, добавляла ржаной муки, и получалась вкусная кулага. Ребятишками вместе с гусями ели траву-калачики, кисленку (щавель), медунки, выкапывали в лесу луковицы саранки.
Собирались по нескольку человек и рано утром, пока дорогу «не развезло», шли за деревню на поля, где раньше росла картошка. Топорами откалывали землю в надежде найти мёрзлые клубни. Удавалось набрать по полуведру, а когда и побольше. Сильно боялись объездчика. Если мы ему попадались – пощады не жди! Старались спрятать топоры от него, чтобы не отобрал. Всех нас он плетью сгонял в низинку, где стояла весенняя вода со льдом и держал там. Обувка почти сразу промокала, было холодно и обидно. Один парнишка из наших, Ванька Анисимов, очень испугался и успел от него убежать. Объездчик - за ним на лошади. Ване пришлось броситься от него в речку. В реке ещё был лёд, но мальчишке повезло – переплыл, не утонул. Люди потом долго обижались на этого объездчика и в мирное время презирали его.
В войну всё время хотелось есть. Ходили не пашню поискать колоски с пшеницей, ели берёзовые почки, жевали сосновую смолу. Как только и выжили?!»
О недостатке еды, о спасительной чёрной картошке вспоминают все, кто пережил то голодное время. Журба Г. В.: «Тяжёлое и голодное было военное детство. Хлеба не было. Весной собирали на картофельном поле мороженую картошку, сушили, толкли с травой лебедой и пекли лепёшки».
Белоглазова Л. А. (с. Горюново): «На речке у нас мельница стояла. Дадут немного зерна, с осени смелем муку и делим ее на весь год, хлеб стряпали: зимой картошку добавляли, летом лебеду подмешивали, голодно было. До мая доживем - лук полевой пойдет, пучки; летом - овощи, ягоды, грибы».
Чтобы выжить, подростки пристраивались к взрослым, наравне с ними выполняя разные работы. Зембровская А. Д.: «Взрослые косили косами, а мы, дети, помогали им косить ножами, привязанными к палкам. Что только не придумывали, лишь бы как-то помочь в уборке урожая! Денег нам, конечно, не платили, а давали небольшой кусочек хлеба, испечённого в виде лепёшки, пополам с мякиной. Но мы этому были безумно рады, и казалось, вкуснее этого хлеба нет ничего на свете. Однажды я пришла в поле на прополку, а бригадирша дала мне эту лепёшку и говорит: «Настенька, ты сегодня не работай, иди домой». А я в слёзы: «Почему? За что меня гонят?» Вцепилась в этот кусочек хлеба и думаю, что сейчас у меня его заберут. Потом оказалось, что эта женщина заметила, что от голода ноги-то мои опухли, блестят, как будто они стеклянные. А я даже не заметила, вернее, не знала, что от голода можно вот так опухать».
Щербакова Л.Д.: «Мы с сестрой Надеждой были старшими в семье. Ходили помогать убирать картошку на 4 отделение около Падуна. Собирали в плетёные короба, тащили с Надей волоком, высыпали в гурт. Заработали центнер картошки, здесь нас кормили пустой похлёбкой и давали кусочек хлеба. Весной чистили хранилища от гнилой картошки». Ребятишки п. Лебедёвка в летнее время собирали в лесу зелень для столовой, за что получали по тарелке супа.
Сорокина М. М.: «За работу платили деньги, иногда 200 г хлеба. Было голодно, но помогало своё огородное хозяйство, на котором выращивали картофель и овощи. Ели жмых, весной – всякую зелень».
Скудное питание вынуждало людей повсюду искать съестное, придумывать различные способы утоления голода. Мальцева Е. А.: «Осенью, после уборки, и весной, до вспашки, собирали на поле колоски. Помню, однажды пошли с закадычной подружкою Ивановой Леночкой в поле и нашли нору суслика, откуда выгребли ведро гороха. И радовались, и боялись, что поймает объездчик».
Барышникова К.В. (г. Заводоуковск): «Мать, помимо того, что наравне с мужчинами работала на лесоповале, всякими правдами-неправдами добывала детям еду. Зимой, по глубокому снегу перебираясь от сосны к сосне, соскабливала живицу, дома уваривала её в жвачку, скатывала крупными шариками и в бараках, где жили колхозники, меняла её на картошку. Наварит её, разбудит детей и накормит. А то сходит, избу вымоет или дрова расколет.
Однажды рано утром мать принесла домой большой кусок мяса, отварив который, досыта накормила семью. Уже в послевоенное время она рассказала, что это мясо было с трупа лошади. Поморщились, затошнило…».
Маленькие сердца состраданием и добротой отогревали материнские души. Рычкова Т. Г.: «Мама всю войну работала на ферме дояркой, было очень тяжело. Старики, женщины, дети – все работали. Всё равно было голодно, холодно, дрова были сырые. Мы с братом отпилили бревно от дома, распилили на 2 чурки, истопили печь, сварили кашу, чтобы накормить маму. А после дождь лил в это место прямо на печку, а печь – это островок жизни в доме. Дети знали, что нужно потерпеть, а после победы станет лучше».
Военнопленные
Зембровская А. Д.: «Хоть немцы до Сибири не дошли, но однажды пришлось увидеть немцев-военнопленных. Пригнали их на погрузку вагонов. Помню, стоят у костра, греются, обмотанные, чем попало. Видимо, не сладко им пришлось в нашу сибирскую зиму. Смотрят они на нас голодных, оборванных и улыбаются, протягивают нам хлеб: «Рус, на хлеб». Есть хотелось до умопомрачения, но никто из нас даже не прикоснулся к этому хлебу, потому что были так воспитаны. Лучше с голоду умрём, но перед врагом не унизимся».
Эвакуированные
Тарасова Ф. И.: «У нас в деревне было много репрессированных: немцев, украинцев, калмыков».
Мальцева А. Н.: «Деревня Покровка у нас была маленькой, всего 16 дворов, но эвакуированные из Ленинграда у нас были. Они работали наравне с нами».
Шипичкина А. А. (г. Заводоуковск): «В с. Гилёво были эвакуированные из Ленинграда и жили у нас на квартире. С ленинградцами ходили в Падун за мороженым картофелем».
Тимофеева Е. Т.: «Привозили к нам эвакуированных. Они печки топить не умели: в одном доме рано закрыли трубу, и угорела вся семья».
Семёнова У. С.: «В годы войны в Бигилу был эвакуирован детдом с ленинградскими детьми, с некоторыми из них мы дружили и даже переписывались после их отъезда».
Рычкова Т. Г.: «Были эвакуированные – взрослые с детьми, их ставили на постой. И в нашей семье жили такие люди, но кто, уже не помню. Много было калмыков, но они умирали часто. Много было и немцев с Поволжья. Их потомки живут в селе по сей день».
Предигер И.И. (с. Шестаково): «Осенью 1941 г. нашу семью депортировали из Сталинградской области в с. Шестаково. Здесь я закончил 3-4 классы. Помню, что всегда хотелось есть, особенно первое время. Мы собирали с помоек очистки картошки, мыли, подсушивали на печке и ели. А весной 1942 г. искали по огородам мороженую картошку, размораживали, и мама пекла лепешки. А в июне уже посадили свой огород: картошку и все овощи. Купили корову, кур, и жить стало полегче».
Елфимова Ф. К. (с. Сосновка): «В 1944-1945 гг. пошла на работу: дали 2 коня, на которых возила сено, дрова, уголь, горючее. Затем работала на складе: на тяжеловозе возила эвакуированных немцев от дома на работу и вечером - с работы. Они одеты были плохо».
Щербакова Л. Д.: «У нас жила эвакуированная из Москвы Маначкина Дина Михайловна. Помню, у неё было много чемоданов, она вещи меняла на продукты. С ней была её дочь Валя, племянница Тамара 1927 г.р., и родила у нас дочь Галю. Муж у неё был военным лётчиком, один раз он приезжал к ней, звали его Иван Трофимович. Он высылал ей деньги, и она купила себе корову. Жили мы дружно (они в одной комнате, мы с мамой в другой, нас было 10 человек), пили чай вместе, делились - кто, чем мог. По вечерам читали, пели песни, Дина Михайловна рассказывала о Москве. Об окончании войны узнали по радио. Все радовались, плакали и стали ждать родных с фронта. У нас уже была похоронка на отца. Как только кончилась война, мы проводили Дину Михайловну с детьми, до станции Новая Заимка, посадили на поезд. Когда я повзрослела, мы с мамой ездили к ним в гости в Москву, я - несколько раз».
Банька – мать вторая
Взрослые всегда с головой были заняты работой, между тем, их дети, как никогда, нуждались в заботе и внимании. Если в семье были старики, то за ребятишками присматривали. А когда мать один на один оставалась с оравой мал-мала меньше, младшими занимались старшие.
Тимофеева Е. Т.: «Летом работали в поле: пололи, косили, снопы вязали. На мне ещё четверо маленьких братьев и сестёр. Брала их с собой на работу, прихватив хлеба да картошки. Пока кошу, они играют. Потом растеряются, кричат: «Катя, ты где?» Литовку бросаю, бегу их собирать…»
Поздным-поздно приходила с работы мать, склонялась над спящими ребятишками, поправляла выбившуюся из-под одеяла ручонку, плакала над их неумытыми личиками. Обветренные, вечно покрытые «цыпками» руки и ноги не давали детишкам покоя ни днём, ни ночью: болезненно саднили, кровоточили. Если была возможность, их смазывали, маслом, сметаной, солидолом. Сердобольные бабки пытались лечить покраснения и ранки размятым подорожником, запаренным чистотелом или картофельным пюре на молоке, но постоянное нахождение на открытом воздухе, отсутствие должного ухода за детской кожей не давали должного результата.
Мыла в деревне не видели, если не считать полученных иногда кем-то за ударную работу странного цвета кусков, которые совсем не мылились и дурно пахли. Спасала баня: она обмывала, согревала, лечила, облегчала телесные и душевные страдания. Баню топили часто, а во время летней страды – почти ежедневно. Топливом служили хворост из ближайшего колка, какие-то щепки, гнилушки. В большой кадке заваривали кипятком древесную золу, получившимся «щёлоком» мылись, в нём же стирали бельё. Выручала хозяек и собранная дождевая или снеговая вода.
Когда возвращались из лесосеки девушки, местные знахарки в горячей бане правили им надсаженные спины и животы, «ставили на место пупок». Простуду выгоняли берёзовым веником, натирали тело редькой, молодой крапивой, насыщали банный воздух духом душицы, обильно поливая отваром каменку.
Баня помогала истреблять непременного спутника голода и худобы – вшей: одежду пропаривали, бельё кипятили, проглаживали горячим утюгом. О вшах в наше время пожилые сибирячки вспоминать не любят, говорят об этом скороговоркой – как-то неудобно, всё-таки их наличие считается признаком неухоженности…
Школа
Белоглазова Л. А.: «Детям учиться приходилось мало, с сентября месяца учились только 1-2 классы, а остальные, пока не уберут с поля картофель, пшеницу, не учились - занятия начинались в октябре».
Васильева З.Ф.: «Зимой надеть было нечего, одна одежка на двоих, ходили в школу по переменке».
Семёнова В. Л. (с. Сосновка): «6 класс закончила в Ново-Заимской школе. Тетрадей не было, писали в старых книгах между строчек. Чернил тоже не было, разводили сажу и писали. Учителя рассказывали о фронте, была акция «Подари подарок солдату», и я помню, что принесла платочек».
На первом уроке учитель обязательно сообщал о событиях на фронте. Для диктантов использовались газетные заметки о подвигах армии, пионеров и комсомольцев. Учебников было мало, и их выдавали по одному на несколько учеников-соседей.
«Смех озорной, заливистой тальянки»
Молодость брала своё: хотелось общаться, встречаться, получать положительные эмоции. И в годы войны находили минутку, чтобы забежать в избу-читальню, послушать по радио выступления известных исполнителей Клавдии Шульженко и Нины Руслановой, собраться со сверстниками в клубе или на завалинке.
Тимофеева Е.Т.: «Клуб в военное время работал, молодёжь собиралась, была самодеятельность: пели, плясали, была гармошка».
Чупина А. Г.: «Ходили в клуб на танцы, фильмы немые привозили, но не всегда пускали, так как не было денег. Устраивали посиделки на улице Тайгинской с гармошкой, до утра пели, плясали».
Кураев А.В. (с. Колесниково): «На селе был клуб, где сейчас стоит колхозная контора, приезжали артисты, была своя художественная самодеятельность. После колхозных собраний показывали кино».
Барышникова К.В.: «Вечерами стар и мал собирались, чтобы как-то отвлечься от трудностей, тяжёлой работы. Приносили с собой балалайки, гармошку, гитару, хором пели старинные и военные песни, танцевали, плясали (мальчики – вприсядку), играли в «ручеёк».
К праздникам 1 мая и 7 ноября организовывались концерты, в которых участвовала и я, читала стихи о героях войны: Зое Космодемьянской, Лизе Чайкиной, Александре Матросове, О Ване-ястребке, о Двадцатом».
Журба Г.В.: «Участвовала в художественной самодеятельности: плясала, пела в хоре, исполняла со сцены частушки, изображали различные пирамиды».
Костомарова К. К. (г. Заводоуковск): «Когда подросла, вечерами стала с подружками бегать в клуб, там был гармонист без обеих ног».
Белоглазова Л. А.: «Работали без выходных, а когда выпадал свободный час, так свой огород надо было прополоть, убрать, скотине сена заготовить. Праздновали только 7 ноября и 1 мая, собирались в сельском клубе. Пели песни, частушки, читали стихи о войне, о любви».
Мальцева А. Н.: «Клуба у нас в Покровке не было. Собирались у кого-нибудь дома: рукодельничали, пели песни, читали стихи. Но это было редко, т.к. мы были детьми и сильно уставали. Умыться, доползти до койки, а утром снова работа. Но мы не роптали, знали, что на фронте тяжелее».
«Я кисетик вам пошила, шёлком вышила его …»
На фронте так не хватало тёплого слова, заботы, что письма и посылки из дома ждали не меньше, чем пропитание. Журба Г. В.: «Старые и малые помогали Родине, чем могли: вечерами пряли, вязали варежки, носки для солдатиков. Вместе с заслуженной учительницей Силаевой Марией Михайловной собирали и отправляли на фронт посылки». Барышникова К.В.: «В посылках на фронт жители Лебедёвки отправляли, кто что может: майки, рубахи, кальсоны, полотенца, носки, шапки, рукавицы. Поскольку в нашей семье не было ничего, отец – заядлый курильщик, выслал солдатам табаку-самосаду, который предварительно нарубил, высушил, просеял. К куреву добавили 3 кисета и чагу берёзовую для заваривания чая».
Щербакова Л. Д.: «Когда учились в 5 классе, нужно было принеси ягод шиповника для отправки на фронт. Мы с Надеждой по пояс в снегу ходили и рвали ягоды, но норму набрали».
Почтальон – связной войны
Щербакова Л. Д. и Харитонова Е. С. (с. Сосновка) в годы войны работали почтальонами, или, как тогда говорили, письмоносками. Надо бы, конечно, мужчинам носить эти тяжёлые сумки с газетами, листовками и письмами… Да и нервами покрепче людей поставить бы на эту службу, ведь сколько драматичных минут пришлось пережить этим девчонкам! Но где таких взять?! Вот и шли они по улицам с кожаной сумищей наперевес, напряжённые, натянутые, как струна, понимая, насколько важна их миссия.
А народ замирал: к какому двору свернёт, что в той сумке принесла – радость или горе?! Фёдоров Д. А.: «О новостях с фронта узнавали из писем отца, односельчан и уполномоченного, приезжающего из района. Почтальона одновременно ждали и боялись, а вдруг получим похоронку на отца».
Торопова В.С.: «Письма отцу писали регулярно, с большим нетерпением ждали весточки от него».
Кураев А.В.: «Мы переписывались, получали письма с фронта. Время войны ощущалось очень тяжело, все ждали писем. На отчима пришла похоронка, похоронили его под Сталинградом».
Зембровская А. Д.: «С фронта ждали всех своих родных и односельчан. Если кому-то приходила похоронка, все переживали и горевали. Горе и радости были общими для всех. Отец читал нам новости с фронта из газет».
Рычкова Т. Г.: «Приходило много писем солдаткам, радовались, если фронтовик жив. А потом пошли похоронки, тогда над деревней стоял плач».
Ломакина А.А.: «Все, конечно, ждали писем с фронта, на фронт писали о нашей жизни в селе, о родне».
Киселева В. А. (с. Горюново): «Писали письма, радовались, когда получали ответ. Когда приходили похоронки, плач стоял на все село».
Семёнова У.С.: «В 1943 г. пришла похоронка на брата. Чтобы не расстраивать маму, мы с сестрой изорвали похоронку».
Бородулина В.П.: «Война постучалась в каждый дом, никого не оставив в стороне. Все жили новостями с фронта. Из семьи в семью пересказывали известия о родных и близких. Вместе горевали и оплакивали похоронки. Помогали друг другу, как только могли.
Моя старшая сестра Варя была замужем за Грошевым Петром Дмитриевичем (1916 г.р.), который в мирное время проводил связь по деревням Яковлево и Бигила. Ушёл на фронт, химическим карандашом писал домой письма-треугольники. Писал, что любит всех, переживает, как там Варя с малыми ребятами, и просил её переехать к матери в Сокольники. Пётр прислал своё фото в радиорубке в наушниках и стаей голубей. Его письма знали наизусть, хранили их на почётном месте, на божничке. В октябре 1943 г. старший сержант Грошев погиб, остались двое детей 4-х и 2-х лет.
За похоронкой сестра Варвара пешком ходила в Новую Заимку. Ушла в валенках рано утром по осеннему холодку. Путь был долгий: когда возвращалась, погода резко потеплела. Валенки на ногах промокли, раскисли: половину дороги обратно она шла босиком».
« У всех побед – высокая цена …»
Война безжалостно разделила семьи, оторвала родителей от детей, многих осиротила. Вот скупые строки о потере родных: «В 1941 г. отца забрали на фронт, через год он пропал без вести», «Отец с фронта не вернулся, пропал без вести под Вологдой», «Отца забрали 14 января 1942 г., и в этот же год пропал без вести под Сталинградом», «Он погиб, но когда и где это произошло, семье не было известно. Похоронку мать получила в военкомате только после войны», «Отец с фронта успел написать только 2 письма, а третье – о его гибели – написал его друг», «Ушёл на фронт и отец – пропал без вести в Старой Руссе в1942 г., погиб на фронте брат матери», «Проводили на фронт отца, дядю Афанасия, дядю Андрея. С войны родные не вернулись».
Костомарова К. К.: «В 1941 г. отца забрали на фронт, через год он пропал без вести. Мать умерла, хоронить было некому: нам, её дочерям, было 12 и 7 лет. Похоронили односельчане, присматривала за нами соседка».
Бородулина В. П.: «В октябре 1939 г. брата Мишу призвали в армию. На войне он участвовал во Ржевско-Вяземской наступательной операции. С лета 1941 г. на подступах к Москве минировал дороги, автостраду «Москва-Минск». Он 3 месяца был в тылу врага. В д. Якушкино лично подорвал фашистскую автомашину с боеприпасами. В январе 1942 г. в боях за д. Артёмово атаковал дом, в котором один гитлеровец был уничтожен, а другой взят в плен. Об этом мы узнали позднее из наградного листа от 28.08 1942 г. Брат был ранен в бедро, лежал в военном госпитале. В июне 1943 г. Михаил был комиссован, у него начался туберкулёз, на фронте простыл: подолгу находились на холоде, в болотах. Здоровья и сил не хватило побороть болезнь, и он летом того же года умер дома.
Миша прожил всего 26 лет, семьи не успел завести. Оказывается, наш брат – гвардии старшина, командир взвода 21-го гвардейского сапёрного батальона 2-ой гвардейской мотострелковой дивизии Калининского фронта был награждён медалью «За боевые заслуги». В семье от Миши хранится его военная складная алюминиевая ложка-вилка с выцарапанными инициалами «ИМП».
Второй мой брат Леонид (1922 г.р.) тоже воевал. В последнем письме с фронта Лёня писал нам, что едет в сторону, где Миша воюет (подо Ржев), «может, встретимся». Но Михаил был уже тяжело ранен, а Леонид вскоре был убит. Поезд, в котором он ехал, попал под бомбёжку. Имя Леонида Иконникова занесено в список захороненных в братской могиле в Ростовской области, где лежат останки 24 красноармейцев».
Зембровская А.Д.: «У нас в деревне была улица Вялковых, называли её так, потому что там жили в основном семьи с фамилией Вялковы. Много мужчин ушло с этой улицы на войну, но не вернулся никто. Погибли и три моих брата, Ржанниковы Михаил и Иван, Фатеев Николай Григорьевич. Вернулись в деревню живыми только два солдата, да и то калеками: один без руки, другой без ноги».
Плоскова Т. Ф. (с. Падун): «Отец и брат с войны не вернулись, оба пропали без вести. Память о них всегда живет в моём сердце, когда и поплачу, какая горестная участь выпала на их долю. И 9 мая, в день Победы, в кругу семьи вспоминаем наших родных, сложивших головы за мир на земле. На нашей родине, в г. Шадринске, на обелиске увековечены их имена: «Бологов Федор и Бологов Иван, отец и сын».
Фёдоров Д. А.: «Память об отце Андрее Ксенафонтовиче храню в душе, смотрю на портрет, который висит на стене. Рассказываю внукам и правнукам, как жил в то время и радовался каждой приятной мелочи. Имя отца увековечено на сельском памятнике участникам ВОВ».
Мальцева А.Н.: «Память храню в душе (пока буду жить, буду помнить), рассказываю внукам, правнукам. Смотрим фотографии в семейном альбоме. Хочу, чтоб мои внуки правнуки помнили, каким героизмом на фронте и самоотверженным трудом в тылу досталась нам победа над фашистской Германией».
Зембровская А.Д.: «Известие о победе меня застало за работой в поле. С криками «Ура! Победа!» мы побежали в деревню, домой. Бежим, кричим, плачем, а в голове одна мысль: наконец-то мы заживём хорошо, наконец-то у всех в доме будет полно хлеба, наконец-то мы будем счастливы. Как же мы радовались победе!
Я дожила до преклонных лет. Но память о трудных военных годах я не забуду никогда, а День Победы 9 мая считаю самым главным, самым дорогим праздником».
«Низкий поклон тебе, седая бабушка моя …»
Их остаётся всё меньше и меньше, совсем уже стареньких очевидцев той страшной войны. Они знают цену простому человеческому счастью, берегут покой в своём роду, призывая дорожить миром и обыкновенными радостями бытия. К сожалению, наши современники не до конца оценивают их вклад в общее дело победы. А он – неоценим, ветераны трудового фронта достойны такого же почёта и уважения, как и участники боевых действий.
Краеведческий материал, собранный в ходе акции «Мой вклад в Великую Победу», предназначен для того, чтобы отдать дань уважения стойкости старшего поколения, дополнить имеющееся у живущих ныне представление о повседневности тыловой жизни, о незаметном трудовом подвиге деревенских подростков. Есть надежда, что личностно окрашенные повествования вызовут отклик в сердцах молодых людей, послужат благородному делу воспитания в них гражданственности.
Краеведческая конференция "Наше наследие": материалы докладов и сообщений.- Ишим, 2020.- СС. 71- 79.
