Медведева Г.В.,
руководитель
Заводоуковского родословного
общества «Истоки»

Одним из наиболее ценных источников генеалогических и биографических сведений являются материалы первой и единственной в дореволюционной России Всероссийской переписи населения 28 января 1897 года. К  радости краеведов, первичные материалы её по Тобольской губернии, объёмом более 400 массивных связок сохранены в  архиве города Тобольска, в отличие от большинства других областей страны.

Дело №4011  второй описи фонда И-417 «Тобольский губернский статистический комитет» позволило мне во многом удовлетворить свои исследовательские запросы по поводу деревни Сединкино Пятковской волости - родовой деревни моей матери Морозовой Юлии Дмитриевны.

 С первых моментов знакомства с переписными листами внимание привлекли несколько названий этой деревни, записанные в строке «род и название поселения на землях сельского общества»: д. Сединкино, в скобках – Кошкина, Мокрая [1]. Очевидно, что основное название получено от распространённой в деревне фамилии Сединкин, в которую трансформировалось со временем прозвище «СедИнка», данное не то старику, не то человеку со светлыми волосами (эти два значения имело раньше слово «седой»). Кошкиной именовали деревню, скорее всего, гораздо раньше, по первому засельщику Кошкину, а Мокрой - по одноимённому, изобилующему озёрами и болотами оброчному участку, на котором находилась деревня.

На  240-ка  файлах дела бесстрастно запечатлены данные о жителях, от мала до велика, старинной сибирской деревни, особенностях крестьянского бытия, зафиксированы  страницы истории нашего края. Формуляры переписного листа 1897 года содержат 14 параграфов, в которых  отражены не только имя, пол, возраст, место рождения, семейное положение,  но и  разные сферы жизни и деятельности участников переписи: главное занятие, вспомогательное ремесло, положение по воинской повинности, вероисповедание, родной язык, грамотность и даже физические недостатки.

Естественным моим желанием было, в первую очередь, найти среди документов переписные листы моего прадеда Морозова Кирилы Клементьева.  И вот перед глазами  ласкающие душу старинные имена: Ефросинья, Косьма, Настасья, Парасковья, Авдотья, Маремьяна. На день переписи мой прадед  значился хозяином собственного двора и покрытого деревом дома,  к которому  были приписаны 13 человек, из них восемь мужского и пятеро женского пола. Все члены семьи - православные, родной язык – русский, неграмотные; отнесены к  крестьянам из государственных [2].

 Глава семейства - Морозов Кирила Клементьев,  54 лет  от роду (прим. 1843 г. р.),  уроженец Севского уезда Орловской губернии. Его жена Ефросинья Ивановна – местная, на 15 лет моложе (прим. 1857 г. р.). Семья многодетная – восемь детей, рождённых  в Сединкиной с интервалом в среднем три года: две дочери – Марина (прим. 1887 г. р.) и Настасья (прим. 1892 г. р.); шесть сыновей – Иван (прим. 1875 г. р.),  Дмитрий-старший (прим. 1880 г. р.),  Яков (прим. 1882 г. р.),  Косьма (прим. 1884 г. р.),  Дмитрий-младший  - мой дед (прим. 1890 г. р.), Павел (прим. 1896 г. р.). Старший из сыновей - 22-летний Иван Кириллович с женой Парасковьей Фёдоровной (прим.1875 г. р.) и двумя детьми - Николаем (прим. 1895 г. р.) и новорождённой Маремьяной проживали в доме отца. В графе «Занятие» у всех 13 чел.  записано «земледелие»: у детей – «земледелие при отце», у внуков -  «при деде», у жён – «при муже» или «при свёкре» [3].

Поскольку новорождённых крестили по святцам - православному календарю, рождённые в разные годы, но в одну и ту же дату или близко к ней, иногда нарекались одним именем. Так и получилось в семье моего прадеда:  появившиеся на свет в день святого Дмитрия Солунского - 8 ноября - с перерывом в десять лет друг от друга два сына Кирилла и Ефросиньи были названы одним именем - Дмитрий. Родственники вспоминали: чтобы в обиходе избежать путаницы с именами, старшего звали Дмитрием, Митей, а моего деда – Митенькой, Митечкой или «малкой». Семилетнего Митеньку впереди ждала трудная, полная испытаний жизнь: четыре года плена в Европе в годы Первой мировой войны, раскулачивание и принудительная работа на объектах народного хозяйства на Урале, потеря сына Григория в Великую Отечественную войну.

А в день переписи на соседней улице играла в куклы девочка Даша Хрякова (моя бабушка Морозова Дарья Васильевна, рождённая 10 марта 1891 года [4]),  которая через 20 лет станет его женой, родит пятерых детей и через 50 лет совместной жизни проводит его в последний путь.

Изучение материалов переписи позволило мне сделать вывод о том, мой прадед Морозов Кирила Клементьевич юношей прибыл  в Сибирь  вместе с отцом Клементием и матерью Дарьей в период до 1860 года, на волне добровольного переселения крестьян  40-х – 50-х годов XIX века в ходе реформ министра государственных имуществ Российской Империии П.Д. Киселёва. К этому заключению меня подвели имеющиеся в деле листы на ещё двоих молодых крестьян, самостоятельно ведущих свои хозяйства, братьев Морозовых  Карпа и Петра Клементьевичей, родившихся примерно в 1861 – 1862 годах.   Главы семейства, Клементия, уже не было в живых, а его вдова, 70-летняя  Дарья Аверьяновна доживала свой век со средним одиноким  сыном Петром [5].  

Из Орловской губернии в то же время прибыли в Сединкину и другие  крестьяне с фамилией Морозовы: Ефремий Семёнович, его сын Василий Ефремович и полный тёзка моего родственника Ивана Кирилловича.

Исходя из данных 119 переписных листов  всех жителей деревни Сединкино, можно подытожить, что орловские переселенцы на момент переписи составили около 37% населения Сединкиной. Больше всего в этой деревне осело выходцев из Севского уезда Орловской губернии: 21 семья (Алексеевы, Архиповы, Гнутовы, Захаровы, Исаевы, Карцевы, Курзанцевы,  Морозовы, Проскурины, Сединкины), и Орловского уезда: 17 семей (Ермачковы, Капустины, Панковы, Трубины, Холодковы, Хряковы, Черепнины). Несколько семей переселились из Трубчевского уезда –  Морозовы,  Солонниковы, Фоминцевы, Чудиновы [6].  

Сединкинское сельское общество своим составом ярко продемонстрировало  географию притока «расейских» крестьян в Западную Сибирь. Так, Дейнес Василий, Капиносов Тихон и Давыдов Данил представляли Харьковскую, Толиченков Егор – Курскую, Диденко Акакий – Подольскую губернии. Занесло судьбой в сибирский угол даже двух мусульман: Рывендюка Самуила – из Санкт-Петербургской и Кубарева Кондратия из Черниговской губерний.

 «Пустив корни» в Сибири, крестьяне занимались привычным земледельческим трудом,  попутно зарабатывая и ремёслами: Сединкин Потап плёл корзины, однофамилец Сединкин Семён знал кузнечное дело, Капустин Родион портняжничал по найму. Предприимчивые Капустин Прокопий и Гугишин Фёдор торговали: один бакалейными товарами, другой – скотом [7].   

На период учёта жителей деревни не все присутствовали по месту проживания: Ермачков Герасим и Чудинов Захар с жёнами,   Хряков Павел с женой и взрослым сыном работали на золотопромышленных приисках Восточной Сибири;   найдя  заработок на стороне, одинокий Архипов Митрофан временно проживал в селе Шашово Лыбаевской волости, семья Холодкова Максима в полном составе и холостяк Гаев Селифонт - в селе Ново-Заимском, там же Захаров Клементий служил трапезником в церкви; молодая семейная пара Сединкиных Степана и Александры жила в Барнаульском уезде Томской губернии.

Самые бедные, живущие подаянием, собирали его за пределами своей деревни: кто-то в крупных сёлах, типа Емуртлы, кто-то находился в «безвестной отлучке». Нужда заставила нищенствовать 45-летнего вдовца Торопенко Ивана и его детей-подростков, вдову Чудинову Екатерину, 66 лет, и её 15-летнюю внучку,  102-летнего деда Гаева Семёна  и его дочь Александру 76-и лет; оставившую дома больного мужа, Трубину Парасковью Яковлевну,  50-и лет, и других.

Среди отсутствующих на момент переписи  числились и мужики, нанятые на подённые работы  в соседних селениях или где-то за пределами волости. В основном, это были ссыльные поселенцы, приписанные в Сединкинское сельское общество за так называемые «маловажные преступления» (мелкие кражи, мошенничество, лёгкие побои и т. п.), совершённые у себя на родине, в центральной России. По рассказам екатеринбурженки Вилковой Л.Я., праправнучки одного из ссыльных поселенцев Морозова И.К., ссылка  в Сибирь стала для её родственника наказанием за участие в заводских волнениях на ткацком производстве  где-то в Орловской губернии, в ходе которых он сломал трость у хозяина фабрики.

 Поселенцы не чувствовали привязанности к новым обычаям и местам, куда попадали не по своей воле. Чувство оторванности усиливалось неполноправным положением, в которое попадали они на месте приписки. Отсюда многочисленные конфликты как между старожилами и  местными маргиналами, так и между преступившими законы государства.

 В документах архивного фонда «Тобольский прокурор губернского суда» выявлено дело «Переписка с присутственными местами по делу о ссыльном крестьянине деревни Сединкиной Пятковской волости Ялуторовского округа Михее Степановиче Мясникове, обвиняемом в оскорблении имени императора» (1884 год). В деле рассматривается заявление крестьянина из ссыльных деревни Сединкино Пятковской волости Ялуторовского округа Алексея Харченкова о конфликте, возникшем между ним и Михеем Мясниковым. Крестьянин из ссыльных Харченков в 1882 году, имея на то полномочия волостного правления, собирал деньги с односельчан на пастьбу скота. Мясников  сдавать  деньги отказался, сказав при этом Харченкову: «Напрасно тебя выпустили из тюрьмы, и стоило бы тебе пустить пулю в лоб и голову твою положить под камень».  На слова Харченкова о том, что его «судил закон», Мясников ответил: «Закон - такой же мошенник», а когда Харченков возразил, что закон издан Государем Императором, то Мясников произнёс: «Государь Император - такой же мошенник». Далее в деле следует переписка по данному вопросу, собраны показания свидетелей, рапорты волостного старшины. Дело было передано в земский суд [8].

Устав о ссыльных  от 1822 года предписывал  ссылать по суду на поселение в старожильческую деревню  «способных к сельским работам», чтобы они могли освоить выделенные им земельные наделы. Однако крайняя бедность не давала возможности ссыльным обзавестись скотом и сельскохозяйственным инвентарём, поэтому за многими из них земля числилась,  но не обрабатывалась, в лучшем случае сдавалась в аренду.  Для подавляющего большинства ссыльных попытки заведения своего хозяйства были связаны с работой на золотых приисках, батраками в кулацких хозяйствах и промышленных заведениях купцов. Этим объясняется то, что в большинстве случаев поселенцы нанималась годовыми батраками, как Мякишев Михаил, жили подёнщиной у местных кулаков, как Конарев Андрей, Завгородний Михаил, Пономарёв Ф., или не имели определённых занятий, бродяжничали, прося милостыню, как Тюменюк Кондратий, Горбунов Иван, Иванов Михаил. Некоторым удавалось получить паспорта, и они легально уходили на заработки: в период переписи ссыльный Пучев Андрей плотничал в Тюмени, Лихачёв Афонасий  промышлял  на приисках.

По закону ссыльный, сумевший завести в течение пяти лет двор, подав  прошение в Казённую палату, мог рассчитывать на перевод из ссыльных поселенцев в государственные крестьяне с предоставлением трёхлетней льготы от податей и 20-летней отсрочки от рекрутства [9].

Известен показательный в этом смысле факт перевода человека из небезызвестной в наших краях семьи купцов Ченцовых.  В  1849 году калужский мещанин Филипп Осипович Ченцов в  возрасте 25 лет был сослан  на поселение в  Соловьёвскую волость (современная Курганская область). Через десять лет  он подал прошение в  Казённую палату Тобольской губернии о переводе его из ссыльных поселенцев  в  государственные крестьяне, и в том же 1859 году  был принят в Общество государственных крестьян села Новая Заимка Ялуторовского уезда [10].

Однако мало у кого получалось воспользоваться этим правом.  Экономическое положение ссыльных, проживавших в местах приписки, было крайне тяжёлым.  В Ялуторовском округе Тобольской губернии по переписи в 1894 году 21,1 % ссыльных не имели жилищ, 36,9 % — никакого скота, 50,2 % — рабочих лошадей, 43 % — не имели посева, а 26 % нищенствовали. Нищие составляли 10,7 % от общего числа ссыльных [11].

Сосланные в Сибирь на поселение по суду мыкались, в основном, в одиночку, так как жёны большинства из них отказались следовать за мужьями, им разрешён был добровольный выбор. Так, в переписных формулярах ссыльных Иванова Михаила Филипповича, 55 лет, 54-летних Горбунова  Ивана Матвеевича и Пономарёва Ф. Трофимовича отмечено, что их «жёны остались в России» [12].

Перепись 1897 года выявила некоторые интересные факты: в этот период в деревне проживали заезжие звероловы – братья Паншины Андрей и Григорий, Панков Николай находился на военной службе, обязанности сельского писаря выполнял Ермачков Ефим. Из грамотных в деревне нашли всего несколько человек: Черепнина Василия и четверых детей местного писаря. В день переписи в доме моего прадеда Морозова К.К. находилась девица Костомарова Авдотья Фёдоровна, 19-ти лет (возможно, сестра невестки хозяина Парасковьи Фёдоровны), которая записана в формуляре как гостья [13].

  Председатель Ялуторовской переписной комиссии В.А. Тавастшерн докладывал в Тобольскую губернскую переписную комиссию летом 1897 года: «Население к переписи относилось доверчиво, но, однако,  не всегда понимало дел, и в некоторых случаях сведения давались неверные, думая этим чего-либо достичь либо избегнуть. Так, некоторые называли сожительниц жёнами, уменьшали детям лета, детей незаконных и приёмышей выдавали за своих, полагая, что перепись их узаконит. В этом отношении особенно выделялись старообрядцы, боявшиеся преследований» [14]. Это сообщение должно насторожить каждого исследователя-родоведа, краеведа,  заставить критически относиться к  полученным из переписных листов сведениям, по возможности перепроверить их через другие  документы.

Как бы то ни было, материалы Первой всеобщей переписи  населения Российской империи 1897 года, крупнейшего отечественного статистического мероприятия конца XIX - начала XX веков, являются одним из самых востребованных исторических источников. Для меня они стали исходными данными, стартовыми познаниями о семье и деревне моего деда Морозова К.К.

Литература:

1. ГБУТО «Государственный архив в г. Тобольске», фонд И-417. Оп. 2. Д. 4011. Л. 32.
2. Там же, л. 109. 
3. Там же, л. 110.
4. Метрическая книга Колесниковской церкви, 1891. С.70.
5. ГБУТО «Государственный архив в г. Тобольске», фонд И-417. Оп. 2. Д. 4011. Л. 90.
6. ГБУТО «Государственный архив в г. Тобольске», фонд И-417. Оп. 2. Д. 4011.
7. Там же.
8. ГБУТО «Государственный архив в г. Тобольске», фонд И-377. Оп. 1. Д. 32.
9. Устав о ссыльных от 22 июля 1822 года. Сборник документов. История Сибири XVI - начала XX веков. Кемерово, 2010. с. 189.
10. Ченцов Е.И. Предки предпринимателей Ченцовых. Материалы докладов и сообщений на Заводоуковской краеведческой конференции «Наше наследие». Ишим, 2012. С.75.
11. Соловьёва Е.И. Расселение и положение ссыльных в Сибири во второй половине XIX века. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1983. С. 214-226.
12. ГБУТО «Государственный архив в г. Тобольске», фонд И-417. Оп. 2. Д. 4011.
13. Там же.
14. Задорнова Г. Тем вернее будет счёт населению // Тюменские известия, №132, 04.08.2010.

Краеведческая конференция "Наше наследие": материалы докладов и сообщений.- Ишим, 2018.- СС.89-92.

Вы не можете комментировать данный материал. Зарегистрируйтесь.