Моржухина В.И.,
член родословного
общества «Истоки»,
г. Заводоуковск
И это всё о нём
(воспоминания об отце)
Не надобно другого образца,
Когда в глазах пример отца.
А.С. Грибоедов
Каминский Иван Игнатьевич. Ст. Есиль, 1947 г.
Сегодня мне хотелось бы рассказать об отце, Каминском Иване Игнатьевиче, который приложил немало сил, упорства и настойчивости, чтобы мы выросли порядочными гражданами своей страны. Наш отец - малоразговорчивый, строгий, серьёзный, скупой на похвалу и ласку, аккуратный, добросовестный работник и рачительный хозяин. Высокий, красивый мужчина с правильными чертами лица. Рост 178 см, широкоплечий, большой, он всегда занимал много места. Привыкший к мягкому климату Украины, откуда отец родом, в Казахстане, где мы жили, он всегда замерзал. Мама покупала ему тёплое китайское бельё, сверху он надевал стёганые ватные штаны и тёплый полушубок с лохматым воротником. Полушубок всегда горбился на вешалке в прихожей под штапельной цветной занавеской, которой закрывалась вся верхняя одежда. Валенки у него тоже были очень большие – 46 размера, с отворотом сверху. Зимой на ночь их, так же, как и валенки всей семьи, ставили на печку для просушки, а летом они стояли под занавеской, выглядывая из-под неё.
Гардероб у отца был скромный: несколько рубах, да пара рабочих брюк. Парадным считался костюм железнодорожника. Дома вечером, после завершения всех работ по хозяйству, когда уже ничем не надо было заниматься, отец умывался и любил надевать пижаму – зелёную в светло-коричневую полоску. Это для него была домашняя одежда, в которой он отдыхал, читал газеты, проверял наши дневники.
День отца начинался с умывания. Умывался он с хрустом: казалось, что вода ломается в его руках и хрустит, как свежий кочан капусты. Брился отец лезвиями «Нева», которые вставлялись в бритвенный станок. Помазком взбивал пену в стаканчике, наносил её на щеки, подбородок и шею, потом аккуратно сбривал, ополаскивая бритву в стакане с водой. После бритья брызгался из пульверизатора «Тройным» одеколоном и убирал все принадлежности. Когда лезвие уже плохо брило заросшие за сутки щёки, отец отдавал его нам затачивать карандаши. Без его ведома мы не имели права брать лезвие. Если вечером надо было идти на какое-то мероприятие, отец брился второй раз. Волосы у него были редкие, но всегда постриженные и причёсанные. Он был аккуратистом до мозга костей.
Его любимыми поговорками были: «Хозяин – барин» и «Своя рука - владыка», это означает, что каждый человек сам должен принимать окончательное решение по тому или иному вопросу. А если от него было слышно: «Хай ему чёрт» или «Чёрт ногу сломит», значит всё настолько запущено и запутано, что очень трудно в этом разобраться. Ещё он любил говорить: «Хороша ложка к обеду», то есть любую работу надо делать своевременно. Ну а если уж отцу было всё равно, можно было услышать: «Барибер».
В литературе он признавал только два жанра – исторический и военно-патриотический. У нас в доме стояла этажерка, заполненная книгами. Эти книги отец подбирал и покупал сам. Я хорошо помню такие романы, как «Пётр I», «Один в поле воин», «Семья Рубанюк», «Рихард Зорге», «Меньшиков», «Они сражались за Родину», «Александр Невский» и т. д. Из газет мы всегда выписывали «Гудок», «Известия», «Комсомольская правда», «Пионерская правда» и районную газету. Из журналов – «Семья и дети» и «Мурзилка».
Таким его запомнили все дети четы Каминских. Но я помню отца ещё и с другой стороны – это папа моего раннего детства, заботливый, нежный и ласковый. Он возил меня по больницам, был всегда рядом, баловал сладостями и сильно страдал от того, что случилось со мной. Мы тогда жили в старой, купленной у казахов мазанке, состоящей из двух маленьких комнаток. Здесь было все: и прихожая, и коридор, и кухня, и спальня - одна на всю семью. Дети рождались один за другим: мама родила десятерых детей, из которых трое умерли в раннем детстве:
Валентина - 1946–2007 гг. Образование высшее педагогическое, заслуженный учитель России, ветеран труда. Жила в Ставропольском крае;
Владимир - 1947 – 1948 гг. Умер в возрасте четырёх месяцев;
Девочка – мёртворождённая, 1949 г.;
Виктор – 1950 г. р, образование высшее военное, полковник в отставке, пенсионер, ветеран труда, живёт во Владивостоке;
Вера – 1951 г. р, образование высшее экономическое, советник налоговой службы Российской Федерации III ранга, пенсионер, ветеран труда, живёт в Заводоуковске;
Анатолий - 1953-1954 гг. Умер в возрасте шести месяцев;
Татьяна – 1955 г. р, образование высшее техническое. Живёт и работает в Германии (г. Гамбург),
Надежда – 1959 г. р, образование высшее железнодорожное, пенсионер. Живёт в Тюмени;
Александра – 1963 г. р, образование среднее специальное, предприниматель, живёт и работает в Заводоуковске;
Сергей – 1966 г. р, образование среднее специальное, живёт и работает в п. Комсомольский Заводоуковского района.
В октябре 1955 г. у нас родилась Таня, а зимой этого же года, когда мне было немногим больше четырёх лет, со мной случилось несчастье – я повредила глаз. Меня срочно отправили в больницу Караганды. В бинтах я лежала в кромешной тьме, и когда возле меня разговаривали, я не боялась, а по ночам, когда все спали, было очень страшно. Когда я была ещё забинтована, вдруг услышала папин голос, а потом он присел возле кровати, поцеловал меня, пригладил растрепанные косички, взял мою ладошку в свою большую ладонь и сказал: «Доченька, я принёс твою любимую халву», вложив мне в руки жестяную открытую банку, из которой доносился аромат подсолнечной халвы. Он сидел возле меня, отрезал кусочки халвы и подавал ее мне в руку, а я лежала на кровати, ела халву и была счастлива. Папа просидел возле моей постели весь день, а вечером уехал обратно в Есиль.
Через какое-то время у меня сняли бинты и разрешили открыть глаза, я даже боялась это сделать. Открыв глаза, я увидела предметы в каком-то тумане. Все было неясно и расплывчато. Вскоре меня выписали из больницы. Была зима, на улицу мне ходить не разрешали. И вот однажды, когда дома никого не было, мои подружки позвали меня на улицу, и я, позабыв обо всем на свете, собралась и пошла. На улице играли в снежки, и один из них попал мне в лицо, я заплакала и побежала домой. К вечеру у меня началось воспаление. Срочно продав корову, родители вместе со мной и шестимесячной Таней поехали к маминым сёстрам в Ашхабад, и снова лечили мои глаза, и снова была больница, и снова папа был рядом. Он приходил ко мне, приносил различные фрукты, о существовании и вкусе которых мы даже не знали. Однажды мы сидели с ним на лавке под цветущими деревьями (на улице буйствовала весна), он посадил меня к себе на колени, поцеловал и прижал к себе. Я за обе щеки уплетала абрикосы, принесённые им в газетном кульке, что-то ему рассказывала и улыбалась, а потом заметила, что он смотрит на меня и плачет. Я удивленно спросила: «Папа, почему ты плачешь?». Он только сильнее прижал меня к себе и молчал. Наш папа, такой большой и сильный, плачет как маленький мальчик – для меня это было непостижимо, я никак не могла понять, кто же обидел его?
Я с папой в Акмолинске, 1956 г.
Потом папа каждый год ездил со мной в Акмолинск (будущий Целиноград) в областную клинику на контроль, где мы останавливались у его начальника и друга Урусова Бориса Петровича. Папа тогда часто брал меня на руки или садил к себе на колени, хотя я уже считалась большой девочкой. И мне было так уютно, тепло и спокойно, я прижималась к нему и улыбалась, мне было хорошо от папиных рук, которые я помню до сих пор – большие и тёплые. Я постоянно чувствовала его любовь и заботу, и была счастлива. Когда я стала постарше, он уже не брал меня на колени, не целовал, и не гладил по голове, как в детстве. Он у нас был человек строгих правил, и считал, что излишнее проявление чувств только балует детей, требовал от нас дисциплины, исполнительности, ответственности за порученное дело вообще и перед семьёй конкретно. Выполнять слово, которое было сказано тобой - это завет отца всем нам.
Постоянно растущей семье было уже тесно в казахской мазанке, и родители решились на постройку нового дома, в который мы перешли в 1960 г. В то время в Есиле дома строились, в основном, из самана. Но наш папа привёз несколько машин шлака из котельной депо, и дом получился шлаколитой, покрытый шифером, высокий и очень красивый по тем временам. Однажды, когда снимали очередной слой опалубки, нашли летучую мышь, которая попала в опалубку, и папа позвал нас, чтобы показать её. Мы, конечно же, такого чуда не видели, и рассматривали мышь с большим интересом. Потом папа её отпустил, и она улетела, а разговору было на весь день. Новый дом сильно отличался от казахских мазанок – три комнаты и большая кухня, две печки – одна обыкновенная на кухне (русских печей на целине не было), а вторая, голландка, была построена так, что своими боками отапливала сразу три комнаты. Таким и остался в памяти родительский дом, с которым у меня связано много светлых воспоминаний из моего детства и из жизни наших родителей.
Всеми хозяйственными делами мы занимались под руководством папы, так как мама всю жизнь проработала в системе общественного питания: пять дней работает, пять отдыхает. В рабочие дни уходила рано, когда мы ещё спали, а приходила поздно, когда мы уже спали. Он организовывал нас на любые работы, заранее поставив в известность и определяя объём предстоящих работ, и мы точно знали, что после этого нам можно будет побегать на улице, радуясь свободному времени и бесконтрольности со стороны родителей. Так как семья была большая, родители всегда держали хозяйство: корову, телёнка, поросёнка, кур, сажали в поле картошку и огородную мелочь возле дома.
По весне недалеко от железнодорожного моста через реку Ишим в степи распахивали землю, где нам нарезали десять соток. Папа приходил домой и говорил, что завтра всем сажать картошку. Старший брат Витя с отцом копали ямки, а я с сёстрами, с Валей или с Таней, бросала картошку. Летом пропалывали её, поливали, пробрасывая шланги из Ишима. Отец разувался, закатывал до колен штаны, весь день руководил нами и следил за тем, чтобы вода текла по рядкам равномерно и не оголяла клубни. Мы, босые, с радостью месили грязь между рядков картошки, точно зная, что после работы нас обязательно отпустят искупаться.
И вот подходило время уборки картошки. В то время все мешки шились из мешковины и ценились на вес золота: стирались, штопались и снова шли в ход. Заранее перед этим папа собирал мешки, которые у нас хранились на перекладине в гараже, усаживал меня рядом с собой, и мы начинали их перебирать. Мешок должен быть целым, чистым, с пришитой завязкой и подписанный химическим карандашом К. И. И. (Каминский Иван Игнатьевич). Если хоть одно из этих требований не соблюдалось, мешок «тормозился» и доводился до требуемого стандарта. Всё перечинив, складывали мешки в один и привязывали на раму велосипеда. С вечера папа точил две лопаты для копальщикове. Утром мама собирала нам большущую сумку с нехитрой едой – яйца, хлеб, огурцы, соль, картошку и молоко. Папа садился на велосипед, на раму сажал самого младшего, сумку привязывал на багажник и выезжал из дома в сторону моста через Ишим, где у нас была посажена картошка. А мы бежали следом за ним шесть километров до этой картошки. И как-то не уставали, все смеялись и шутили.
Сначала копали резво, но к обеду усталость брала своё, и наш энтузиазм потихоньку сходил на «нет». Наконец-то обед, уже никто не смеётся, устали. Папа видит это и пытается как-то подбадривать нас, даёт нам отдохнуть – мы все валимся на мешки. Отдохнув, он предлагает нам сосчитать, сколько рядков осталось, и нас как ветром сдувает с мешков. Сосчитали, сколько выкопано, сколько осталось, и теперь уже все идёт на убыль, мы снова начинаем с азартом «добивать» эту картошку. Наконец-то всё закончено. Считаем мешки с картошкой: отец был доволен, когда накапывали 25 мешков картошки и больше. А если год был неурожайный, и картошки было меньше, то он переживал, что маловато, и на год на нашу большую семью может не хватить.
Домой с поля приезжаем к вечеру. Корова уже пришла из стада. Мама её подоила, процеженное молоко стоит в трёхлитровой банке на столе. Там же большущая сковорода с жареной картошкой. Только выгрузили картошку – мы бегом за стол, как голодные волчата. Но папа не изменяет своим правилам – всем мыть руки с мылом. Пока руки не вымоешь – за столом делать нечего. Сметаем всё, что мама приготовила, и усталые уже никуда не бежим, скорее бы до кровати добраться. А папа ещё после ужина рассыпал картошку в гараже, она там сохла два - три дня. Потом её перебирали как обычно: одну на семена, другую сортируем – в одну сторону целую, в погреб на еду; в другую сторону - мелочь и резаную, которую надо съесть осенью в первую очередь. После того, как картошка убрана, мешки выворачиваются, хлопаются, стираются и убираются до следующего сезона.
Папа у нас был принципиальный и очень экономный, просто до скупости экономный. Режим экономии в семье контролировался им очень жёстко - он решал, кому и что купить в этом году, а кому можно и подождать, в связи с этим я вспоминаю такой случай. После седьмого класса я сильно вытянулась за лето. Осень пролетела быстро, началась долгая холодная и вьюжная зима. Из старого пальто я сильно выросла, рукава и само пальто стало мне совсем коротким, но папа сказал, что на этот год такая статья расходов в семейном бюджете не запланирована, поэтому мне придётся ходить в нем ещё одну зиму. Однажды я пришла из школы домой совсем замёрзшая и скукожившаяся, а вечером мама достала своё парадно-выходное зимнее синее пальто, с четырьмя вытачками по талии и большим воротником. Пальто длинное, тёплое. Мама сказала, что проходит зиму в плюшке – был такой женский наряд – полупальто из плюшевой ткани, отсюда и название. Я надела пальто и пошла в школу – кайф. Слышу, как ветер свистит у меня над головой и вокруг меня, а мне тепло, как в печке. Пришла в школу, разделась. В то время не было общих раздевалок, и в каждом классе к стене была прибита строганая доска, а в неё вбиты гвоздики поменьше, вот на них мы и вешали свои одежки.
Уроки закончились, все стали собираться домой. Я, довольная, предвкушая тепло и комфорт, надеваю мамино пальто – тишина, и вдруг взрыв хохота – мальчишки осмеяли и освистали меня, как могли, да и девчонки от издёвки лежали на партах. Я не помню, как прилетела домой, вся в слезах и злая, скинула пальто и крикнула: «Больше не надену». Тогда папа подал мне мое старое и спокойным тоном сказал: «Разговор окончен, носи своё». Я всю зиму бегала в этом пальтишке: руки вечно на морозе, красные и холодные, поэтому рукава от кофты я вытягивала из пальто, снизу дует, коленки на морозе, по спине гуляет ветер. Так зиму и пробегала, а летом пошла на работу в гостиницу «Заря», где мама работала поваром. Добросовестно убирала зал, окурки и плевки, мыла пол, стирала и гладила скатерти, натирала большущие окна, а осенью купила себе новое малиновое пальто с коричневым цигейковым воротником. Папа с мамой против такой покупки не возражали.
Папа сыграл большую роль в нашем воспитании. Суровый по натуре, он никогда нас не целовал, но мог похвалить словами – и это была для нас высшая награда. Пример мужского самообладания и выдержки. Эти черты характера передались только двоим детям Каминских – старшему сыну Виктору и младшей дочери Александре. Все остальные дети «взрывные», это мамина натура. Благодаря упорству и настойчивости отца, мы все получили высшее и специальное образование. Он никогда открыто не проявлял своей гордости за детей и не говорил об этом при нас. Помню, когда я поступила в институт и приехала домой, он только посмотрел на меня доброжелательно и сказал: «Хорошо», а вечером пошла в колонку за водой и совершенно случайно услышала, как он говорил соседу Фёдору Лахно: «А Вера у нас поступила в институт», и столько гордости звучало в его голосе, что я просто поразилась.
Он каждую субботу проверял наши дневники, ходил в школу на родительские собрания, хорошо знал классных руководителей, знал, кто из нас какие секции посещает, следил, чтобы все уроки были выучены, старался помогать нам в этом и всегда говорил: «Я не хочу, чтобы мои дети сегодня ходили с лопатой, а завтра с метлой». Папа строго следил за тем, чтобы мы берегли вещи. При этом он считал, что каждую вещь надо заслужить. Наверное, благодаря этому его качеству характера, мы всегда выглядели неплохо.
Он никогда не позволял себе проходить в дом в обуви. По субботам в доме делалась большая уборка, и если он приходил пораньше, когда я ещё не успевала всё прибрать, то помогал мне: выносил грязную воду, тряс половички или подметал двор. И только после того, когда я вымывала крыльцо, он разувался и проходил в дом. Это был неписаный закон и для нас. Мы были приучены к тому, чтобы, приходя из школы, всегда переодеваться в домашнюю одежду, передавая эту привычку младшим, для которых старшие были непререкаемым авторитетом. В зимние вьюжные вечера, по возвращении с работы, если я ещё не привезла из деткомбината младших детей, Сашу и Серёжу, он шёл мне навстречу, чтобы помочь привезти домой малышей, закутанных в одеяло и усаженных в одни санки, которые он сам и изготовил.
Отец никогда с нами не сюсюкался, разговаривал серьёзно и основательно, как со старшими, так и с младшими, даже тогда, когда наш Серёжа в пятилетнем возрасте решил жениться. А дело было так: я привела его и сестрёнку Сашу домой из деткомбината, он меня и спрашивает: «Вера, а где моя бабочка?». У него был чёрный галстук-бабочка, который он любил надевать на детские праздники. Я открыла комод и подала ему бабочку. Он со знанием дела застегнул бабочку, подошёл к трюмо, посмотрел на себя, пригладил чубчик, вышел на кухню и спрашивает у меня: «Ну, как я выгляжу?». «Хорошо», – ответила я и жду, что же будет дальше.
Папа уже пришёл с работы, управился по хозяйству и, надев пижаму, читал в зале свежие газеты. Сергей вошёл в зал, встал перед ним по стойке смирно, поправил бабочку и говорит: «Папа, я решил жениться». Я чуть со смеху не покатилась. А папа, не торопясь, откладывает в сторону газету, снимает очки, серьёзно смотрит на него и спрашивает: «А кто же невеста?». Сережа назвал имя какой-то девочки из его группы. Папа опять: «Ну что ж, хороший выбор, давай заканчивай садик и будем готовиться к свадьбе». Сергей важно вышел из зала, а я давилась смехом и удивлялась решению, которое принял глава семейства. Сергей снял уже ненужную ему бабочку и побежал на улицу рассказывать друзьям, что у него скоро свадьба, папа согласен.
Прежде чем вспоминать дальше, хочется немного рассказать о биографии отца. Наш отец – Каминский Иван Игнатьевич, поляк, родился 9 апреля 1925 г. в с. Курники Волочисского района Каменец-Подольской области Украинской ССР [1]. В 1954 г. Каменец-Подольская область была реорганизована в Хмельницкую на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля1954 г. [2].
Когда-то фамилии, оканчивающиеся на «ский/цкий» (ski/cki) принадлежали дворянству и образовывались от названия владений. Это делало такие фамилии престижными [3]. Эту выписку я привела потому, что мне всегда казалось, что отец – выходец из интеллигенции: римский профиль, интеллект в каждой чёрточке, умные и всё понимающие глаза, стремление заглянуть в души своих детей и понять причину их не всегда красивых поступков, учтивое отношение к окружающим, чувство собственного достоинства и добросовестное отношение к труду. Всем этим обладал наш папа, светлая память о котором у меня осталась на всю жизнь. Я очень хорошо помню его с четырёхлетнего возраста, помню даже лучше, чем маму, но, к сожалению, плохо знаю его биографию, он не любил рассказывать о себе, а мы и не спрашивали, занятые своими детскими заботами и проблемами.
Братья Каминские Иван, Станислав, Владислав, г. Хмельницкий, 1961 г.
У Игната и Ефросиньи Каминских в семье было три сына: Владислав, Станислав, Иван. Каждого из них бабушка ласково называла: Вацик, Стасик, Янек. Средний сын - Станислав - жил в г. Хмельницком по адресу: проезд Коцюбинского, 4 (по этому адресу мы писали им письма). Помню июль 1965 г. Я, Витя и шестилетняя Надя поехали вместе с отцом к нему на родину. Это было просто счастье – увидеть что-то новое. Я хорошо запомнила эту поездку, ехали мы на поезде трое суток. Город Хмельницкий поразил меня своей красотой. У дяди Стасика усадьба была небольшая, но имела прекрасный сад. В маленьком домике во дворе усадьбы жила бабушка. Она была выше среднего роста, полная, серьёзная и немногословная, с большими натруженными руками, правая из которых постоянно дрожала. Всегда аккуратная и чистая. По утрам, когда мы просыпались, бабушка всегда удивлялась нашему столь раннему подъёму и торопилась готовить нам завтрак. Это обычно были блинчики или оладушки со сметаной и чай с различным вареньем. После завтрака мы ходили в магазин за хлебом. В то время на руки давали только по две булки хлеба, а так как нас было много, то ходили мы все втроём: Витя, я и Надя, принося домой сразу шесть буханок круглого чёрного хлеба, который бабушка резала крупными продолговатыми ломтями, и мы уплетали этот хлеб за обе щеки вместе с салатом из редьки. Очень уж мне запомнилась чёрная редька, нарезанная тонкими ломтиками, посыпанная солью и заправленная растительным маслом, запах которого несравним с сегодняшними маслами. Эта поездка многое для меня объяснила: вот в кого наш аккуратный, серьёзный и немногословный, скупой на похвалу отец – этими качествами обладала наша бабушка Ефросинья.
Трудовая деятельность отца началась на ст. Есиль Акмолинской (позже Целиноградской области) Казахстана на строительстве железной дороги Акмолинск-Карталы. Если мать попала в Есиль по зову сердца и велению души - на Всесоюзную комсомольскую стройку, то отец – в порядке эвакуации в 1941 г. Когда началась Великая Отечественная Война, он учился в ФЗУ, и всех учеников училища перебросили в Казахстан на строительство железной дороги, которая имела большое значение для фронта.
Когда я стала заниматься родословной нашей семьи, родители уже покинули этот мир, спрашивать было не у кого, и я пыталась восстановить их жизнь по запросам в архивы разных инстанций. Документов, подтверждающих факт учёбы отца на Украине, я найти не смогла, в связи с тем, что многие архивы находились на оккупированной территории и не сохранились. По запросу в АО «Национальная компания «Казахстан Темир Жолы» г. Астана от 23 декабря 2015 г. мне была выслана копия личной карточки формы Т-2 архивного фонда за 1962 – 1972 гг, в которой указано: «Общий стаж работы Каминского И.И. по найму – с 1943 г., крановщик ж/д крана – с 1 сентября 1958 г., механик восстановительного поезда ст. Есиль – с 1 июня 1962 г., начальник восстановительного поезда ст. Есиль – с 10 мая 1964 г., уволен по собственному желанию – с 1 марта 1972 г.». Два года, с 1941-го по 1943-й, где-то выпали, я так и не смогла их восстановить, может просто на него не заводили трудовую книжку [4].
Из переписки со старшим братом Виктором (электронное письмо от 12 февраля 2017 г.): «Отец, окончив курсы крановщиков в Акмолинске, работал крановщиком железнодорожного крана – грузил уголь в бункера паровозов. Приходил с работы всегда чёрный, мать ставила ему тазик с водой посреди кухни. Он раздевался по пояс и мылся. После него вся кухня была в воде, и мать мыла пол. С работы он приходил с маленьким чемоданчиком (в него он брал себе обед), а мы всегда ждали, что он принесёт «от зайчика». Обычно это был подсохший кусок хлеба, в редких случаях, кусочек комкового сахара, облепленного крошками хлеба. Он был настолько большим и крепким, что разбивали его тяжёлым кухонным ножом. Сахар был очень сладким и вкусным, чай с ним мы пили с большим удовольствием, подбирая все мелкие осколочки от большого куска. В чемоданчике у него ещё была пустая бутылка из-под молока и мятая газетка из-под хлеба».
С июня 1962 г. отец был назначен механиком восстановительного поезда. В это время мы уже жили в новом доме, и нам установили служебный телефон, что было тогда большой редкостью. Но пользоваться им нам не разрешалось. Отец сказал: «Это служебный телефон, он поставлен не для ваших пустых разговоров с друзьями. Мне могут позвонить в любое время, если случится авария на железной дороге, поэтому телефон должен быть всегда свободным». И это выполнялось беспрекословно. Отец входил в резерв руководящих работников, и это требовало от него иметь законченное среднее образование. Поэтому глава большого семейства, посещал по вечерам ШРМ - школу рабочей молодёжи, где обучали рабочих без отрыва от производства. В советские времена учёба в ШРМ было явлением обычным, поэтому вечером после работы школа наполнялась взрослыми учениками, которые еле-еле втискивались в парты. Про эти школы в советские времена были сняты фильмы «Весна на Заречной улице» и «Большая перемена».
Я помню, отец ходил в школу с командирской планшеткой через плечо, посещал школу четыре дня в неделю (понедельник-вторник и четверг-пятница), уходил после работы и приходил очень поздно. А мы, пользуясь тем, что отца нет дома, а мать, как всегда, на работе, носились по улицам, но к его приходу уже сидели дома и, разложив на столе учебники, изображали добросовестных учеников. У отца был красивый почерк, особенно мне нравилась его подпись в дневнике – такая длинная с замысловатым хвостом. Ученик он был старательный, но правописание шипящих «ча-ща», «чу-щу», «жи-ши» никак ему не давалось. Он как слышал, так и писал эти шипящие через «Я», «Ю», «Ы». А я с русским языком всегда «дружила», и тогда отец попросил меня позаниматься с ним. Мы в свободное время писали диктанты в зале за круглым столом. Я, как заправская учительница, ходила по комнате и читала ему предложения из учебника русского языка, а он старательно писал, морща лоб и задумываясь над правильностью написания этих шипящих звуков. После диктанта он сдавал мне тетрадку на проверку и уходил по своим делам, а я с большим наслаждением правила ему ошибки красным карандашом и ставила в конце диктанта большую красную двойку. Эти диктанты мы писали, наверное, целый учебный год, он все-таки выучил эти правила правописания и ошибок уже не делал.
В мае 1964 г., после окончания ШРМ, отец был назначен начальником восстановительного поезда, в этой должности он и проработал остаток своей трудовой деятельности в Есиле – до марта 1972 г. Это была своего рода «скорая помощь» при авариях на железной дороге: дежурный обзванивал личный состав, и в течение 30 минут все должны были собраться в паровозном депо. В казахстанских степях железнодорожное полотно зимой часто переметалось снегом, отсутствие деревьев способствовало этому. И, несмотря на то, что позже вдоль некоторых участков железнодорожной трассы производились искусственные посадки из неприхотливых деревьев и кустарников (акация, карагач, тополь), аварии зимой были очень часты. Отец надевал свой полушубок, валенки, брал рукавицы-верхонки на меху, чемоданчик с продуктами и по звонку уходил в депо, где на запасных путях стоял восстановительный поезд.
Наш отец был уважаемым человеком, пользовался большим авторитетом не только у подчинённых, но и у учителей в школе, у своих друзей и соседей. Я никогда не слышала, чтобы его называли уменьшительным именем «Ванька». К нему всегда обращались: «Иван» или «Иван Игнатьевич». Если маму всегда заботило, как накормить нас, то отца больше волновало, кем мы будем в жизни, он всегда старался воспитать в нас чувство собственного достоинства, основанного на порядочности и добросовестном труде. Отец у нас был неверующим, убеждённым атеистом. В молитвы, наговоры и колдовство не верил. Когда к нам домой приходила мамина старшая сестра Ксения с книгами божественного содержания, он этого терпеть не мог, называл её чернокнижницей, и выгонял из дома, а чтение этих книг называл не иначе, как мракобесием. Комсомольцем не был, беспартийный, член профсоюза. При этом по всем событиям, происходящим в стране, имел собственное мнение, которое никогда не высказывал. В вопросах политики был очень осторожный, центральные и местные газеты читал регулярно, но никогда не критиковал существующую власть, и когда разговоры заводились на эту тему, старался перевести их на повседневные заботы. Он всегда чего-то боялся, боялся что это «что-то» может повредить в жизни его детям. Может быть, причина в его малоизвестном прошлом?
По этому поводу я делала запросы в Главный информационный центр МВД России, в Департамент внутренних дел Акмолинской области Казахстана и в УВД Украины в Хмельницкой области с целью узнать:
1) относился ли отец к числу депортированных поляков?
2) когда и при каких обстоятельствах он попал на ст. Есиль в годы Великой отечественной войны (официальные документы)?
3) если не относился к депортированным, то почему не был мобилизован в период Отечественной войны?
Из всех ведомств я получила ответы, на основании которых сделала вывод, что к числу репрессированных, депортированных жителей Украины он не относился. К уголовной и административной ответственности не привлекался [5]. Но вопрос – почему не был мобилизован в годы Великой отечественной войны - не переставал меня интересовать. Через год после этих запросов из архива Целиноградского отделения Казахской железной дороги я получила копию личной карточки формы Т-2 архивного фонда, где в разделе «Сведения о воинском учёте» указано:
«Группа учёта – СА;
Состав – солдат;
Воинское звание – рядовой;
Военно-учётная специальность – 139;
Годность к военной службе – строевой;
Наименование райвоенкомата по месту жительства – Есильский;
Состоит ли на специальном учёте - «Да». № ТО 455555».
Так как я в этом мало разбираюсь, то сразу же написала письмо старшему брату-полковнику Виктору и отправила его электронной почтой. Вот что он мне ответил (февраль 2016 г.):
«Группа учета СА – Советская Армия;
Военно-учётная специальность 139 - самоходные артиллерийские установки.
Специальный учет № ТО 455555 – бронь от армии. Это я давно знал, что отец не подлежал призыву из-за брони, так как они строили железную дорогу, необходимую для перевозки грузов на фронт».
В отношении этой брони я нашла Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1943 г. «О введении военного положения на всех железных дорогах», суть которого сводится к следующему: «В целях наведения строгого порядка на железнодорожном транспорте и обуздания недисциплинированных Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
- Объявить все железные дороги на военном положении;
- Всех рабочих и служащих железнодорожного транспорта на период войны считать мобилизованными и закрепить их для работы на железнодорожном транспорте;
- Установить ответственность работников железнодорожного транспорта за преступления по службе наравне с военнослужащими Красной Армии.
- Дела обо всех преступлениях, совершаемых на железнодорожном транспорте, рассматривать в Военных трибуналах железных дорог по законам военного времени.
- Рабочих и служащих железнодорожного транспорта за преступления по службе по решению Военного трибунала увольнять с работы с направлением на фронт в штрафные роты, если не подлежат более суровому наказанию.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М. КАЛИНИН
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
А. ГОРКИН» [6].
Оказывается, всё предельно ясно, а я всё ломала себе голову, почему же наш отец не был призван на фронт? В копии личной карточки формы Т-2 архивного фонда, полученной мною из Астаны, в разделе «Правительственные награды» указано: «Не имеет». В документах младшей сестры Нади мы нашли сохранившуюся Почётную грамоту за 1970 г. от руководства Казахской железной дороги и комитета профсоюза рабочих железнодорожного транспорта, которой награждается начальник восстановительного поезда г. Есиль Каминский И. И. «за высокие производственные показатели в социалистическом соревновании в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» [7]. Наверное, были и другие наградные листы, отец у нас был очень ответственным человеком, но мы о них просто ничего не знаем.
Семья Каминских, 1960 г.
На семейной фотографии 1960 г. на кителе у отца с левой стороны видна медаль «За освоение целинных земель», с правой стороны - ещё две награды. Моему племяннику Фомину Артёму удалось увеличить награды и идентифицировать их – два нагрудных знака «Ударнику Сталинского призыва». Это ведомственный нагрудный знак Министерства путей сообщения СССР, самая массовая награда советских железнодорожников. Известны случаи многократного награждения значком и одновременного ношения двух и даже трёх Знаков. Отец являлся обладателем двух указанных знаков.
Знак «Ударнику Сталинского призыва» был учреждён Постановлением ЦИКа СССР от 23 апреля 1934 г. Награждение им производилось до сентября 1957 г. За этот период было вручено около 500 000 значков. Вместе с ним вручалось удостоверение установленного образца. Значок выполнен в форме шестигранной гайки, из которой, как из тоннеля, стилизованного под серп, выезжает паровоз «Иосиф Сталин». В нижней части горизонтально расположен молот. Над паровозом находится пятиконечная звезда, покрытая красной эмалью. Первые 79,396 значков имели номера, нанесённые на реверс. Первоначально значок являлся весьма престижной ведомственной наградой, однако впоследствии награждения приобрели массовый характер и, как следствие, его ценность неизбежно девальвировалась [8].
Мною отправлены запросы в архивы Министерства Путей Сообщения СССР и Казахстана с целью установления даты вручения отцу знаков и соответствующих приказов. Ответов пока нет. В 1972 г. семья распалась. Отец уехал в Хмельницкий к старшему брату Станиславу, где неожиданно возникла проблема с пропиской. Тогда он завербовался на строительство нового завода в Херсоне, где обещали прописку, работу и жильё в общежитии, работал на заводе оборонного значения машинистом дизельно-электрического крана, об этом мы узнали из писем, которые он нам писал. Впоследствии отец получил однокомнатную квартиру, куда мы приезжали в гости. Он прожил 70 лет, скоропостижно умер в 1995 г. [9]. Похоронен на центральном кладбище в Херсоне. На похоронах из детей была только старшая дочь Валя, она ближе всех жила к отцу, а мы, из-за дальности расстояний и сложной перестроечной обстановки в стране, просто не успели. В 2003 г. старший брат Виктор прилетел специально из Владивостока в Херсон, нашёл на кладбище могилу отца и заменил старенький памятник на новый. Когда я в хронологическом порядке расписала наши поездки к отцу, получилось, что раз в два года кто-нибудь из нас навещал его, несмотря на то, что с мамой они разошлись очень давно. Чувство долга и ответственности перед одиноким отцом не позволило нам вычеркнуть его из наших жизней.Конец формы
Наши родители. Они дали нам жизнь, дали образование, приучили к труду, воспитали в нас чувство порядочности и ответственности. Светлая память о них подтолкнула меня к написанию семейной летописи и изложению своих воспоминаний на бумажных носителях в дар нашим потомкам. Низкий поклон вам, исполнившим свой родительский долг и оставившим в наших душах неизгладимый след.
Использованные материалы:
1). Свидетельство о браке Каминского И.И. с Аристовой З.И. ФЮ №168418, выданное 05.04.1949 г. Кызылсусским сельским советом ст. Есиль Карагандинской ж/дороги.
2). Каменец-Подольская область Украинской ССР. Материал из Википедии - свободной энциклопедии (Авторы не указаны).
3). Значение и история фамилии Каминский// Onomastikon.ru
4). Копия личной карточки формы Т-2 архивного фонда 2-го Целиноградского Казахской железной дороги на Каминского И.И. (Архив филиала акционерного общества «Национальная компания «Казахстан темир жолы», станция Астана. № ДСА 11/30 от 25.01.2016 г.).
5). Информационные письма об отсутствии применения политических репрессий, аресте, судимости, ссылке, высылке, нахождения в местах лишения свободы, на спецпоселении отношении Каминского И.И. из: - архива главного информационного центра МВД России г. Москвы (Исх. №3485-м-1050 от 24.04.2015 г.);- архива управления комитета по правовой статистике и спецучётам по Акмолинской области Казахстана (Исх. №2-20203-15-02412 от 29.04.2015 г.);- архива управления МВД Украины в Хмельницкой области (Исх. №1/М-30 от 16.07.2015 г.).
6). Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15.04.1943 г. «О введении военного положения на всех железных дорогах».
7). Почётная грамота руководства и дорожного комитета профсоюза рабочих железнодорожного транспорта Казахской железной дороги от 22.04.1970 г.
8). Нагрудный знак «Ударнику Сталинского призыва» // ru.wikipedia.org›.
9). Свидетельство о смерти Каминского Ивана Игнатьевича (повторное) серии I-КГ №209419 выданное 27.01.2016 г. городским отделом ЗАГС Главного территориального управления юстиции в Херсонской обл.
Краеведческая конференция "Наше наследие": материалы докладов и сообщений.- Ишим, 2019.- СС. 150 - 159.