Петелина И.В.,
зав. Историко-мемориальным музеем
 и музеем  «Дом природы»
«Ялуторовского музейного комплекса»
ГАУК ТО «ТМПО»

М. Знаменский. Декабристы в Ялуторовске

Можно положительно сказать, что
наше долговременное пребывание
   в Сибири доставило в отношении
нравственного образования сибирских
жителей некоторую пользу и ввело
в общественные отношения несколько
новых и полезных идей.

Н.В. Басаргин

До прибытия декабристов в Ялуторовск город жил своей обычной провинциальной жизнью. Появление здесь ссыльных декабристов изменило привычный жизненный уклад местного населения. Отбыв каторгу, опальные не отказались от служения обществу,  они продолжали нести просвещение и культуру в народ.

Первоначально Ялуторовск не понравился новосёлам. И.Д. Якушкин писал М.А. Фонвизину в 1836 году: «Местонахождение Ялуторовска совсем не завидное. Река течёт в версте от него в берегах совершенно плоских». Ему вторил чуть позднее Н.В. Басаргин в своих «Записках»: «Местонахождение и сам город Ялуторовск нам всем очень не понравился. Как-то он очень разбросан и больно некрасив». Тем не менее, им не приходилось выбирать место своего пребывания.

О своих впечатлениях о новом месте жительства писал И.И. Пущин своему учителю Е.А. Энгельгардту 5 марта 1845 года: «Вы хотите иметь подробные сведения об Ялуторовске. Право, ничего нет особенно занимательного ни в политическом, ни в естественном положении. Управление, то есть Конституция, то же самое, что и за Уралом, с одною только существенною коренною выгодою: нет крепостных. Это благо всей Сибири». В другом письме от 21 июня того же года продолжает описывать свои впечатления о новом местопребывании: «Флора здешняя, т. е. Западной Сибири, несравненно беднее Восточной: там и местность, и растительность, и воды совсем другие. Климат вообще здоровый, сухой: больших болезней не бывает, только в сильные жары хворают дети, и то не всегда. Ничего особенного нет, по сельскому хозяйству новых систем здесь не существует, мужички действуют по старому, как отцы и деды действовали: всё родится без удобрений».

Впрочем, не смотря на то, что природа Ялуторовска Пущина не впечатлила, он был счастлив здесь находиться, так как встретил своих старых друзей, общение с которыми доставляло ему истинное удовлетворение. 12 февраля 1845 года он пишет Энгельгардту: «Вы очень справедливо заключаете, что я доволен моим пребыванием в Ялуторовске. Нас здесь пятеро товарищей, живём мы ладно, толкуем откровенно, когда собираемся, что случается непременно два раза в неделю: в четверг у нас, а в воскресенье у Муравьёва-Апостола.… Прочие дни проходят в занятиях всякого рода – и умственных, и механических. Слава Богу, время не останавливается: скоро минет двадцать лет сибирским разного рода существованиям. В итоге, может быть, окажется что-нибудь дельное, цель освещает и облегчает заточение и ссылку».

Первое впечатление от общения с местным населением И.И. Пущин выразил в письмах к Энгельгардту от 5 марта 1845 года: «Народ смышлёный, довольно образованный сравнительно с Россией, за малыми исключениями, и вообще состояние уравнено – не встречаете большой нищеты. Живут опрятно, дома очень хороши.… Не забудьте, что край наводняется ссыльными: это зло, но не так велико при условиях местных Сибири». Но вот с местными чиновниками сразу не заладились. 18 сентября 1850 года он пишет: «Мы здесь как жиды. Как-то не можем соединиться с чиновным миром. Это не по гордости, а по понятиям и взгляду на вещи… чиновников просто не люблю. На всех, с малыми исключениями, свой отпечаток, приводящий в отчаяние…».

Некоторые характеристики чиновникам мы находим не только в письмах ялуторовских декабристов, но  и в воспоминаниях их воспитанников М. Знаменского и А. Созанович. М. Знаменский перечисляет целую галерею ялуторовских чиновников: «Исправник Линькович и сменивший его ещё более жестокий вымогатель-взяточник Выкрестюк, кутила и беспринципный человек местный судья Бурцев, верзила и силач, дебошир и пьяница почтмейстер Филатов, пьяница Лукин – смотритель Ялуторовского уездного училища, ханжа, невежда и тряпка городничий Скорняков, за которого управляла городом его супруга».

Августа Созанович более мягко характеризует бесхребетного Скорнякова: «В Ялуторовске был городничим всеми уважаемый и любимый Дмитрий Григорьевич Скорняков, настолько мягкий и безобидный человек, что за него в случаях, требующих строгости, иногда распоряжалась его тщедушная жена Ольга Александровна». Чиновники противились любому начинанию декабристов. Например, судья Бурцев «вставлял палки в колёса» в деле строительства школы для девочек. Об этом мы узнаем из письма И.Д. Якушкина С.Я. Знаменскому: «Анна Васильевна (Мясникова) писала, что со следующей почтой пришлёт доверенность на продажу своего дома в пользу нашего училища, но и до сих пор доверенность не получена. Некоторые полагают, что Бурцев писал к Мясниковой, и, может быть, она, получив его письмо, отменила намерение отдать нам свой дом». В 1847 году в Ялуторовск назначили городничим Степана Андреевича Власова. Вот как его характеризует П. Свистунов: «Тогдашний городничий Власов из числа чиновников безупречных и потому недоброжелательствующих нам».

А вот с ялуторовскими купцами у декабристов сложились дружеские отношения. В письме к Энгельгардту 18 сентября 1850 года Пущин пишет: «Скорее понимаю сближение с купечеством…».  Постепенно вокруг декабристов образуется круг людей, которых они называют ёмким словом «союзники». По поводу одного, пожалуй, самого верного союзника И.И. Пущин пишет Энгельгардту 26 февраля 1845 года: «Одна семья, с которой я часто видаюсь, это семья купца Балакшина. Очень человек добрый и смышлёный, приятно с ним потолковать и приятно видеть готовность его на всякую услугу, в полном смысле верный союзник, он исполняет наши поручения, выписывает нам книги и журналы, которые иначе должны бы были с громким нашим прилагательным отправляться в Тобольск.… Всё это он делает с каким-то радушием и приязнью».

Письма И.Д. Якушкина свидетельствуют о прекрасных отношениях Балакшина к «опальным» и о его роли в открытии школ в Ялуторовске. Он взял на себя не только частичное финансирование данного проекта, но и все организационные вопросы. 10 сентября 1850 года Якушкин пишет Знаменскому: «Прошение от Николая Яковлевича в строительную комиссию давно отправлено…, и я беру деньги у Николая Яковлевича на постройку совершенно очертя голову, строение вообще станет гораздо дороже, нежели я предполагал…». 8 июля 1850 года Якушкин сообщает Знаменскому: «По общему совету мы купили место против дома, в котором живёт Бурцов, место не очень большое, но довольно удобное, …оно покупается на имя Н.Я. Балакшина, он же предлагает и строить для нас училище на деньги Мясниковой…».

М. Знаменский. В зале у И.И. Пущина

Анна Васильевна Мясникова, жена золотопромышленника и владельца водочного завода, взяла на себя все финансовые затраты по строительству школы для девочек. Об этом свидетельствует письмо И.Д. Якушкина к ней, написанное в 1850 году: «Милостивая государыня, Анна Васильевна! В воскресенье 2 декабря я освятил училище, обязанное Вам своим существованием… Совершив молитву, мне приятно передать общую нашу сердечную благодарность за добро, сделанное Вами всему новому женскому поколению г. Ялуторовска».

Ещё об одном союзнике, давшем сруб для постройки школы для мальчиков, вспоминал Е.П. Оболенский: «В Ялуторовске находился тогда купец Иван Петрович Медведев, человек предприимчивый, который завёл первую стеклянную фабрику в 17 верстах от Ялуторовска. Его жена Ольга Ивановна привлекала к себе всех тех, которые умели ценить её сердечную доброту. Иван Дмитриевич пользовался расположением Ивана Петровича, который не мог не уважать в нём и его образованность, и то высшее общественное положение, которое давало его слову тот вес, от которого зависел успех предпринимаемого им дела. Иван Петрович сам предложил свое содействие для устройства училищ и на свой счёт перевёз строение из Коктюля и приспособил его к нуждам школы».

Большим другом декабристов был Иван Фёдорович Мамонтов, который в 1840-х годах жил в Ялуторовске и занимался винным откупом. В 1842 году, 27 февраля,  М.А. Фонвизин пишет из Тобольска И.Д. Якушкину: «Я познакомился с вашим союзником Мамонтовым, который доставит тебе это письмо».

Находились союзники декабристов и среди чиновного люда, и среди духовенства. Протоиерей Сретенского собора Степан Яковлевич Знаменский – одна из самых светлых фигур из сибирского окружения декабристов. В конце 1830-х годов он переезжает из Тобольска, где был дружен с семьёй Фонвизиных. Прибыв в Ялуторовск, он быстро сходится и с местными декабристами. Имя Знаменского упоминается в письмах Якушкина уже в 1841 году. 15 февраля он пишет Пущину в Туринск: «Отец Стефан, если его отпустят, собирается с Матвеем Ивановичем в Тобольск…». В письме от 1 марта того же года мы уже видим, что Степан Яковлевич становится тайным корреспондентом декабристов. «Но пора кончать, - пишет Якушкин, - может, Степан Яковлевич сегодня едет и меня ожидает только…». Именно благодаря С.Я. Знаменскому стало возможным для декабристов заниматься народным просвещением. Он стал одним из инициаторов открытия школ в Ялуторовске.

Евгений Флегонтович Седачёв – соборный дьячок - вызвался преподавать во вновь открытой школе.  Вот как об этом писал И.Д. Якушкин своему сыну Евгению 2 июля 1850 года: «От преподавателя требуется только хорошее поведение и умение обходиться с учениками, и никаких особенных сведений, я в этом убедился на опыте. Дьячок, вышедший из пятого класса семинарии, не знавший ни географии, ни российской истории, … прошёл, и очень удовлетворительно, все эти предметы со своими учениками, учивши их, он сам всему этому научился».

Для вновь открытой школы для девочек тоже нашлись добровольные учителя среди местного населения. Наблюдать за рукодельным классом вызвалась Фелисата Ефимовна Выкрестюк. Она добыла много денег для школы, продавая рукодельные изделия учениц на ярмарках. Ее выручка доходила до 25 рублей на одну ученицу в год. Это было хорошим подспорьем для развития школы. Вскоре мужа Фелисаты Ефимовны перевели на службу в Иркутск, и она вынуждена была покинуть наш город. В 1854 году И.Д. Якушкин, находясь на лечении в Восточной Сибири, встретился с ней и написал об этом в одном из своих писем: «С Фелисатой Ефимовной виделся два раза, много ей здесь хлопот, а житьё её не совсем привольное. Она вспоминает о Ялуторовске с любовью и уверена, что провела там лучшие дни своей жизни…».

Ещё один союзник декабристов - Александр Львович Жилин - был асессором строительной комиссии. Именно им был вычерчен план строительства будущей школы. Якушкин писал Знаменскому 28 июня 1850 года: «План, посланный Вам с прошедшей почтой, вероятно, уже не будет годиться, и я прошу доброго Александра Львовича начертить и утвердить другой, высота строения известна, а в ширину оно будет 16 аршин, на которых надо разместить пять окон».

За время пребывания декабристов в Ялуторовске они воспитали целое поколение молодых людей: умных, образованных, способных самостоятельно мыслить. Одним из них был сын Степана Яковлевича Знаменского Михаил. В своей повести «Тобольск в сороковые годы» он писал: «С того времени, как я начал помнить себя, и до 23 лет, я был с ними. И если теперь подлость, низость и взятки болезненно действуют на меня, то этим я обязан людям, о которых всегда говорю с почтением и любовью».

Детство и юность Михаила прошли среди декабристов. Он получил от этих людей первые уроки нравственности, порядочности, под их руководством сделал первые шаги в получении знаний, с их помощью стал художником. Подрастая, из воспитанников молодой человек превращается в союзника и друга декабристов. Любовью и уважением проникнуты строки, посвящённые друзьям своего отца: «Заброшенные в даль, эти люди, чужие по крови, но родные по душе и идеям, видались часто между собой, у всех у них были назначены дни. Воскресенье было днём Матвея Ивановича, у него обедали и после обеда в хорошую погоду выходили на террасу пить кофе, которое Матвей Иванович не доверял никому, - сам варил, сам разливал. Иван Дмитриевич если не спорил, что с ним случалось редко, то подходил к нашей детской группе, заставляя нас скакать с лестницы, бегать взапуски или пролезать через балясины перил, доказывая, что если человек где в состоянии пропустить голову, значит, он в состоянии пролезть туда и сам. Александра Васильевна или порхала по комнате, или отбивалась от шуточек Матвея Ивановича, принявшего за правило доказывать ей, что она ему ровесница. Василий Карлович с обыкновенной сосредоточенностью, молча, с трубкой во рту, в парике, в своём давно вышедшем из моды фраке, удалялся с чашкой кофе в угол террасы». 

Ещё одна воспитанница декабристов, Августа Созанович, попала в дом М.И. Муравьёва-Апостола вскоре после переезда его в Ялуторовск. Ей тогда было около четырёх лет. Первые упоминания о ней в письмах декабристов относятся к 1841 году. Якушкин писал Пущину 2 февраля 1841 года: «На прошедшей неделе я писал к Вам, мой любезный Иван Иванович, и тотчас по отправлении моего письма получил от Вас посылку. Гутенька благодарит Вас за прописи, учебный наш комитет определил ей упражняться по оным без отлагательства». А 1 марта он отчитывается: «С тех пор как Гутенька смотрит Ваши прописи, почерк её совершенно изменился и очевидно улучшается». Повзрослев, Августа, так же как Михаил Знаменский, становится союзницей и помощницей декабристов. 17 мая 1850 года Якушкин пишет Знаменскому: «А наставницы наши, Анисья Николаевна и Августа, подвигаются усердно. Они дали мне 10 рублей серебром из выработанных денег их ученицами». 2 июля продолжает: «В рукодельном классе у нас учат шить гладью и в тамбур, вязать тамбурной иглой и плести кружева, и этим классом заведывает Августа, которой 17 лет, и другая её подруга Балакшина, которая немного её старше».

Огромную роль сыграли декабристы в жизни детей Николая Яковлевича и Иенафы Филипповны Балакшиных. О добром отношении их детям мы можем судить по письму Якушкина к Александре Балакшиной: «Давно бы мне следовало написать в ответ на твоё доброе письмо ко мне, милая моя Саша, но ты уже знаешь причину моего молчания: во время продолжительной болезни я не только не мог писать, но едва мог шевелить пальцами… Ты очень меня порадовала, вспоминая с любовью о былом. Я так же вспоминаю о нём, как о прекрасном времени моей жизни, любивши вас всех так, как я любил, посреди вас я жил полной жизнью, а если когда надоедал вам, то это происходило от излишнего рвения к вам.… Обнимаю тебя, моя милая… надеюсь, что вы продолжаете действовать вместе и дружно».

Ссыльные декабристы были очень живыми и деятельными людьми и не могли праздно проживать жизнь. Каждый из них здесь нашёл себе применение, каждый приносил пользу окружающим, и помогали им в этом ялуторовчане, проникнувшие любовью и уважением к этим борцам за счастливое будущее своей страны. Андрей Васильевич Ентальцев, например, стал заниматься медициной, что было очень кстати. Как писал И.И. Пущин Энгельгардту 8 мая 1845 года: «Масса принимает за лекарей всех нас и скорее к нам прибегает, нежели к штатному доктору, который всегда или большей частью пьян и даром не хочет пошевелиться. Иногда одной магнезией вылечишь, и репутация сделана, так что потом насилу можешь отговориться, когда является что-нибудь серьёзное, где надобно действовать с знанием дела».

Воспитанница М.И. Муравьёва-Апостола Августа Созанович в своих «Воспоминаниях» писала: «В Сибири у Андрея Васильевича Ентальцева явилось влечение к медицине. Многие из его товарищей тоже лечили бедных в крайних случаях, когда не оказывалось под рукой доктора, но никто из них не предавался этому занятию исключительно и с такой страстью, как Андрей Васильевич. Он обзавёлся всевозможными лечебниками, постоянно рылся в медицинских книгах, лечил простыми, безвредными средствами, сам приготовлял лекарства, никому не отказывал в помощи, и при известном навыке из него выработался весьма полезный лекарь-самоучка. Тогда в Ялуторовске не имелось аптеки. За лекарствами посылали в Тюмень, а единственный окружной врач хотя и жил в городе, но большую часть года находился в разъездах. Андрей Васильевич и характером больше соответствовал обязанностям врача, нежели воина: всегда ровный со всеми одинаково приветлив».

Сельское хозяйство, садоводство и огородничество – ещё одно направление приложения сил ссыльных декабристов. Известно, что Василий Карлович Тизенгаузен разбил возле своего дома в Ялуторовске первый фруктовый сад. Вместе с наёмными рабочими с заступом в руках обрабатывал землю, сам рассаживал саженцы, устраивал аллеи, вскапывал клумбы, катал дёрн в тачке, и при этом шутил: «На каторге выучился».

Огородничество вообще было общим увлечением всей ялуторовской колонии. И.Д. Якушкин 10 июня 1841 года пишет из Ялуторовска в Туринск И.И. Пущину: «В один и тот же день два ваши письма от 16 и 23 мая, при последнем я получил камелию и клубнику… три куста клубники по приказанию Вашему я передал Марье Константиновне.… Остальные три куста я посадил у себя. Они уже растут и пустили плети. С первого взгляда на камелию я в неё влюбился, очерк и зелень её листьев истинно прелестны».  Камелию, о которой идёт речь в этом письме, прислали И.И. Пущину из Германии. Об этом мы узнаём из его письма Энгельгардту от 6 июня 1841 года: «Главный мой пункт теперь камелия – их в прошлом году прислали Марье Петровне из Дрездена – и некоторые уже цвели, это прелесть».

М. Знаменский. И.Д. Якушкин и С.Я. Знаменский в ланкастерском классе

В огородах декабристы выращивали самые разные культуры. И.И. Пущин Энгельгардту от 21 июня 1845 года: «Овощи огородные у нас все вообще хорошо родятся: капуста, картофель. Одна репа не вкусна.… В огородах производят дыни и арбузы, как я Вам уже говорил». Но климат Ялуторовска всё же иногда вносил свои коррективы. 12 июля 1845 года Пущин пишет Энгельгардту: «Для успокоения Вашей совести надобно сказать, что всходы были хороши, но бездожие, почти повсеместное в Тобольской губернии, не обещает обильной жатвы. Страдовать ещё не начали, но уже в некоторых местах косят хлеб – как никуда не годный… Травы тоже довольно тощи… Впрочем, сена будет довольно для наших двух коров и Рыжки. Не знаю, дойдут ли нынешний год наши дыни и арбузы. Рано начались холодные росы, сегодня утром просто пахло осенью».

Живя в Ялуторовске, И.И. Пущин получил второе имя. Друзья его называли Маремьяной Старицей по русской пословице: «Маремьяна Старица обо всех печалится». Он был необыкновенно добрым человеком и старался помочь всем, кто в этом нуждался. В одном из писем Батенькову он писал: «Маремьянствую несознательно, а иначе сделать не умею».  Ещё в Читинском остроге он организовал и возглавил Малую артель, которая призвана была оказывать материальную помощь декабристам, живущим на поселении и оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Не только декабристы оказывались в поле зрения заботливого Ивана Ивановича. В Ялуторовске он помогал «старухе Ивановой» или ещё одной особе, которую в своем письме к Свистунову от 3 октября 1854 года он называет «Bon Ami», - «Вы хотите участвовать в сборе для «Bon Ami». Когда-нибудь пришлите Ваши 10 целковых. Я надеюсь к ним ещё кое-чего прибавить, всё отправлю».

О стремлении Пущина помочь всем нуждающимся мы можем судить и по письму к Завалишину от 24 апреля 1848 года: «Очень жалею, что не могу ничем участвовать в постройке Читинской церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать в украшениях строящихся церквей».

В своей повести «Исчезнувшие люди» воспитанник декабристов Михаил Знаменский описывает следующую историю, характеризующую И.И. Пущина как человека отзывчивого и справедливого. «В передней хлопнула дверь, и зазвонил колокольчик. Дамам явиться было ещё рано, а потому все подвинулись к передней. Там стоял и молился в передний угол промокший насквозь крестьянин, по его словам, пришедший к его высокоблагородию с просьбищей насчёт своего делишка. И начал он… повествовать о своих горьких похождениях по судебным мытарствам. Из-за каждой фразы монотонного нескладного рассказа так и выглядывали призраки – неуважения к личности, кулачной расправы, взяток, незаконности, словом всех атрибутов  тогдашней земской власти. «Что же я-то смогу сделать?» – спросил Пушин. – «Да я уж не знаю, сделай, что можешь, сделай божескую милость, а идти больше не к кому», - безнадёжно произнёс мужик… Хозяин, разрядившись двумя-тремя пропавшими даром каламбурами, закурил трубку, сел к письменному столу и принялся за письмо. Всем сделалось легче, потому что все знали, что в письме излагается дело только что ушедшего крестьянина, излагается в такой форме, про которую всего справедливее можно сказать, что сквозь видимый смех блестят незримые слёзы. Все знали, что письмо Пущина к губернским друзьям есть уже половина дела. Знали это и ялуторовцы, и вскоре после его прибытия в этот город все оскорблённое и униженное, охающее и негодующее начало стекаться к нему как к адвокату».

Декабристы, пройдя долгую  и трудную жизнь, не растратили себя, сохранили ум, самообладание, желание быть полезными обществу. Их пребывание за Уралом не прошло бесследно. Покинув Сибирь, они оставили о себе только добрую память.

Литература:

1. Басаргин Н.В. Воспоминания, рассказы, статьи. – Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1988.
2. В потомках ваше имя оживёт… Воспоминания о декабристах в Сибири. - Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1986.
3. Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина. – М., Издательство Академии наук СССР, 1951.
4.   Знаменский М.С. Исчезнувшие люди. - Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1988.
5. Пущин И.И. Записки о Пушкине. Письма. – М., Художественная литература, 1988.
6. Лыкова Н.К. Связь декабристов с местным населением г. Ялуторовска. – Научный архив ЯМК, 1989.
7. Лыкова Н.К. О влиянии декабристов на общественную и культурную жизнь города. - Научный архив ЯМК, 1989.