А. М. Кушнарёв,
ветеран войны и труда,
г. Заводоуковск

Когда в октябре 1941 года из Воронежа в Заводоуковск был эвакуирован авиазавод № 499, я учился в 5 классе. В нашем посёлке тогда поговаривали: прибыл какой-то завод, его разместят в здании Колмаковской мельницы. С неё в спешном, но организованном порядке стали вывозить жернова, сита, множество различных механизмов. Люди  разбирали всё, что могло пригодиться в хозяйстве, особым вниманием пользовались брезентовые рукава — в них оставалась мука. Что-то стало металлическим ломом, что-то пошло на дрова. Убрали подчистую, оставив в подвальном помещении приводные механизмы мельницы. Сразу устанавливались привезённые верстаки, станки, размещались оборудование, инструменты и материалы. На месте бывшей мельницы всего через 12 дней заработала часть авиазавода, получившая название «Объект № 2». Первый объект разместился в мастерских Новозаимского зерносовхоза, там, в цехе № 15, заготавливали металлические части конструкций, делали фюзеляжи планёров. На 2 этаже здания, бывшей мельницы изготавливали крылья, на 3 производились разные столярные работы, на 4 и 5 женщины раскраивали льняную ткань и шили заготовки для оклейки и обтяжки конструкции планёров.

На первом объекте к фюзеляжу без крыльев и оперения присоединялись колёса, их называли «дутики». Без камеры, толстостенные, они хорошо держали давление воздуха. Полуторка тащила за собой заготовку фюзеляжа из реек и планок до второго объекта. Здесь его с помощью казеинового клея, болтов и шурупов обшивали фанерой и тканью. К слову сказать: если и ломалась часть конструкции, то никогда по клеевому слою — настолько прочным было соединение. В моих обязанностях была так называемые металлические «щёки», металлические пластины заклёпками крепить к лонжерону, а также прикреплять стальные тросики к рулю высоты. «Щёки» штамповались на 1 объекте. В ходу были и «пистоны», тонкие металлические трубки, которые развальцовывались при соединении частей планёра. Получалось легко и прочно, а точность была миллиметровой.

В нашем 12 цехе делали хвостовое оперение, оно в другом цехе пристыковывалось к фюзеляжу, как и крылья. Там же в кабину пилотов устанавливались приборы, в фюзеляже в зависимости от предназначения планёра помещалась то цистерна для горючего, то сиденья для бойцов, летящих в тыл врага. Планёр был одноразовым, после приземления его можно было сжечь за 15 минут. А так это был самолёт, только без мотора. Авиазавод сначала делал  20, потом 30, а в последние месяцы 40 планёров. Работали мы по 12-14 часов с редкими выходными. Последние 4-5 дней месяца были особенно напряжёнными: план надо было выполнять, перекуры были ежечасными по 5 минут. В порядке вещей было то, что спали прямо на полу из плах, на стружках. Мастер скажет: «Ребята, отдохните». Через полчаса - час поднимает, работа продолжалась. На 2 объекте 13 цех был малярным, здесь постоянно пахло ацетоном и красками, лаком: вентиляция не успевала нагнетать свежий воздух. Работницы не только окрашивали, но и проклеивали части конструкции планёра. Клей размешивали предварительно на сверлильных станках — он получался без комочков, да и скорость его приготовления была большой. Ни морщинки ткани, ни скола фанеры не должно было быть. Низ крыла был изо льна, он натягивался, раза на два покрывался светло-коричневой эмалью как и некоторые другие части конструкции из фанеры и ткани. Затем все части планёра в целях маскировки красились в два цвета голубой низ и зелёный верх. Планёр собирался, части его нумеровались, окончательно подгонялись друг к другу. Но прежде, чем везти его на аэродром, отымали крылья, на лётном поле их за час ставили на место. Самолёт У-2 с помощью резиновых тросов-амортизаторов поднимал в воздух то один, то сразу два планёра. Их в свободном полёте пилоты и испытывали.

Запомнился лётчик Гусаров. Он с семьёй жил в начале улицы Вокзальной по соседству с нашей семьёй. Он обязательно вёл самолёт к своему дому, делал над ним круг-другой. У них гостила жена Валерия Чкалова, Ольга, приезжая к сыну Игорю, курсанту Московской спецшколы ВВС. Уместным будет вспомнить и такое: для курсантов на авиазаводе сделали небольшой планёр, он под управлением курсантов и с помощью резиновых тросов взлетал над полем, где сейчас построен биатлонный центр. Полёт был протяжённостью 70-80 метров.

Конструктора и директора авиазавода Москалёва знали все в посёлке. Кожаная куртка, лётный шлем, с неизменно поднятым одним ухом, энергичная походка. Слово его было законом для всех работников авиазавода. Многим запомнился случай, когда на территории 2-го объекта случился пожар и под угрозой уничтожения оказались готовые части планёров. Охрана, оставив ворота объекта закрытыми, бросилась тушить огонь. Москалёв, мчался на автомобиле к месту ЧП, отчаянно сигналя, чтобы отворили ворота. Пришлось ему с ходу их разбить машиной, сразу начав приказывать всем боровшимся с огнём. Было известно, что Москалёв сотрудничал с авиаконструктором Антоновым. Наверное, поэтому в 12 цехе и появилось однажды зачехлённое изделие. Шагах в двадцати от моего рабочего места под брезентом угадывался самолёт - не самолёт: фюзеляж без крыльев и пропеллера, нос задран вверх. Так всё это и осталось для нас загадкой. Фюзеляж с брезентом исчез незаметно, как и появился вместе с переездом ещё одного цеха, конструкторского, в Свердловск.

 Последний же планёр был сделан в Заводоуковске в феврале 45-го года. Дело шло к Победе, надобность в наших изделиях отпала. В марте нам сказали: завод будет переведён в Ленинград. Время было военное, приказы никто не обсуждал. Закипела работа по сбору в дорогу станков, оборудования, в столярных цехах сделали каждому из нас по фанерному чемодану. Через 3 дня первый эшелон из двух десятков вагонов повёз в Ленинград заводоуковцев, станки, оборудование, ткани, пиломатериал, краски, спецовки. Я ехал со своим двоюродным братом Исаком Кушнарёвым. Мы доехали быстро, где-то за трое суток. В цехах ленинградского авиазавода стояли уже заправленные кровати, тумбочки, столы. Мы сразу подключились к работе по восстановлению водопровода и отопления, окон. Вскоре нам присоединились приехавшие из Казани специалисты и рабочие приборостроительного завода.

Авиазавод № 499 перестал существовать, дав жизнь новому, под номером 488. Это предприятие авиационного приборостроения заработало через год. Большинство же заводоуковских авиастроителей по приезду перебазировалось на знаменитую Чёрную Речку, там на авиаремонтном заводе № 272 шло восстановление боевых самолётов. Но и стали видны признаки мирной жизни — в цехе ширпотреба за изготовлением кастрюль я  встретил Володю Лесечко. Там же работал и сосед по нашему Вокзальному переулку Иосиф Яковлев. Переезд авиазавода в Ленинград, по-видимому, был частью государственной политики, ведь город остался почти без людей, надо было его наполнить жизнью.

До прихода на авиазавод я с 15 лет работал слесарем механических мастерских Заводоуковского промсовхоза. Через 10 месяцев, в конце 43-го года, я упросил начальника 12-го цеха Съестова взять меня на работу. Я получил верстак и инструменты, слева от меня работал Владимир Лесечко, справа — Вениамин Просеков. Основной костяк и был таким — 13- 15 -16 лет. Обучались на ходу, через полмесяца из сельского паренька получался умелый рабочий. Учителями были воронежские авиастроители. Ответственность была первейшим профессиональным качеством. К примеру, Миша Плюхин, из своей деревни Плюхиной, ежедневно уходил к себе домой. В любую погоду 10 километров пешком тогда было обыденным делом. Или другой пример, братья Сатюковы с улицы Речной. Они были столярами в 12-ом цехе, имели «бронь», и не зря. Норму они выполняли на 1200 процентов, без малейшего брака. В Ленинграде после Победы я проработал ещё 3 года, летом сантехником, а зимой-кочегаром. После возвращения в Заводоуковск и службы в армии живу здесь постоянно.

Сейчас вспоминается: если в мастерских промсовхоза выдавали в день по 400 граммов хлеба работнику и по 100 — на иждивенцев, то на авиазаводе — по 800 граммов на рабочего и по 400 граммов на иждивенцев. Был этот новый хлеб уже без отрубей и примеси картошки. В день в нашей семье, где была мать, сестра и двое младших братьев, у нас, таким образом, получалось 2 килограмма 400 граммов хлеба. Ежемесячно полагалось пол-литра водки, 2 килограмма муки, чай, немного сливочного масла. От нас же требовалось безупречное исполнение своих обязанностей — по плану, заданию или приказу.

С фронта приходили письма от земляков. Часто писал наш цеховой фронтовик столяр Чушкин. Мастер Тертычный, бывший артист цирка, читал: «Дорогие земляки, мы воюем, а вы уж там...» Вот мы и работали. По гудку - на работу и домой.